К началу 60-х годов круг общепризнанных авторов
определился, и никто из романистов, появившихся позже, не сумел завоевать
всеобщего одобрения. Это вызвано двумя взаимосвязанными причинами: усилившимся
чувством партийной принадлежности, раскалывавшим русское общественное мнение на
множество взаимоисключающих отделений и категорий, и очевидным и всем заметным
недостатком творческих сил у писателей младшего поколения.
Единственным
романистом 60-х гг., кому нечего было бояться сравнения с людьми
сороковых, был Николай Лесков (1831–1895). Но отчаянная партийность
общественного мнения и неумение Лескова подделаться к какой бы то ни было
партии помешали его признанию: радикальная пресса его освистала и даже
подвергла бойкоту. То, что Лесков был признан поздно, и то, что в его творчестве
есть черты, резко отличающие его от всех его современников, побудило меня
исключить его из этого тома. О нем говорится в Современной русской
литературе.
Однако в ранних своих произведениях – реакционных
романах Некуда (1864) и На ножах (1870), Лесков не более, чем
типичный «тенденциозный» антирадикал, эти романы не выделяются из общего потока
реакционных романов, где сатирически изображалось новое движение и молодое
поколение шестидесятых и семидесятых годов – их тогда писалось великое
множество. Правда, сюда входят такие замечательные, совершенно иные вещи, как Взбаламученное
море Писемского (1863, первая из всех), тургеневский Дым,
гончаровский Обрыв и даже Бесы Достоевского. Но типичный
реакционный роман находится на гораздо более низком литературном уровне. Обычно
это история аристократического и патриотического героя, который в одиночку,
несмотря на недостаточную поддержку властей, борется против польской интриги и
нигилизма. Типичнейший и популярнейший поставщик таких романов – Болеслав
Маркевич (1822–1884). Другие, упражнявшиеся в том же роде, – Виктор
Клюшников (1841–1892); В. Г. Авсеенко (1842–1913) и Всеволод
Крестовский (1840–1895). Последний написал также широко задуманный и весьма
популярный русский вариант французского мелодраматического боевика – Петербургские
трущобы (1864–1867).
У реакционного романа был свой противовес –
«тенденциозный» радикальный роман, который очень скоро стал такой же
условностью. Самый первый из таких романов и, без сомнения, самый
примечательный – Что делать? Чернышевского (1864), который имел
немалое влияние на формирование радикальной молодежи. Другие знаменитые и
влиятельные романы – Знамения времени Даниила Мордовцева
(1830–1905) и Шаг за шагом (1865) Иннокентия Омулевского (1836–1883).
Самым плодовитым из радикальных романистов был А. К. Шеллер-Михайлов
(1838–1900). Все эти романы повествуют об идеальных молодых радикалах, юношах и
девушках, борющихся и побеждающих в борьбе с враждебным социальным окружением.
С литературной точки зрения все они ничего не стоят. Но они способствовали
формированию идеалистической интеллигенции семидесятых годов.
В семидесятых годах к уже существовавшим двум родам
«тенденциозного» романа присоединился третий: народнический роман. Он
рассказывал не об индивидуальных добродетелях героев из образованных классов, а
о коллективных добродетелях крестьянских общин в их борьбе с темными силами
крупного и мелкого капитализма. Наиболее известными из романистов-народников
были Н. Н. Златовратский (1845–1911) и П. В. Засодимский
(1843–1912).
Другие романисты продолжали традицию Тургенева и людей
сороковых годов, нажимая не на «тенденцию», а на социальный, в ущерб
художественному, аспект своего реализма. Петр Дмитриевич Боборыкин (1836–1921)
пытался соперничать с Тургеневым в своей чуткости к настроениям русской
интеллигенции, и его многочисленные романы образуют нечто вроде хроники
русского общества от шестидесятых годов до двадцатого века. Более ощущается дух
Тургенева в сельских романах Евгения Маркова (1835–1903). Другой автор
сельских романов, что-то собой представлявших, – Сергей Терпигорев
(1841–1895), чье Оскудение (1880) было задумано как широкая картина
социального упадка среднего дворянства Центральной России после отмены
крепостного права.
Особняком в тогдашней литературе стоят непритязательные и
очень приятные рассказы о жизни моряков (1873 и последующие годы) Константина
Станюковича (1843–1903), единственного русского романиста, писавшего о море в
девятнадцатом веке.
Еще более особняком стоят сказки, опубликованные под
именем Кота-Мурлыки Н. П. Вагнером (1829–1907), профессором
зоологии Петербургского университета, единственным писателем того времени, кто
попробовал писать стилем, не подчинявшимся канонам натуральной школы.
Каноны натуральной школы захватили и исторический роман,
и роман о современной жизни. Романтический и умеренно-реалистический роман в
манере Вальтера Скотта испустил дух в оперном романе Князь Серебряный
(1863) Алексея Толстого, который по уровню гораздо ниже его поэтических и даже
драматических сочинений. Новый исторический роман стал чем-то вроде
вульгаризации метода, использованного другим Толстым в Войне и мире.
Ничего выдающегося он на свет не произвел, хотя имел немалый успех. Главный
автор таких романов – граф Евгений Салиас де Турнемир (1840–1908). Другие
исторические романисты, чрезвычайно модные в последней четверти девятнадцатого
века среди не слишком изысканной публики, но, как правило, презираемые более
передовыми начитанными людьми, были Григорий Петрович Данилевский (1829–1890),
который начинал в шестидесятые годы более честолюбиво – с социальных
романов из крестьянской жизни, и чей самый популярный роман, сенсационный Мирович,
появился в 1879 г.;
и Всеволод Соловьев (1849–1903), сын историка и брат знаменитого философа.
Все это романописание было явно несамостоятельным и
второстепенным. Если кто из младшего поколения (не считая Лескова) и выпускал в
свет что-нибудь, пусть не первоклассное, но по крайней мере не заемное, то это
был кто-нибудь из группы молодых людей плебейского происхождения и радикальных
убеждений, которых историки литературы группируют под названием «плебейских
романистов шестидесятых годов»: по-русски это звучит «беллетристы-разночинцы».
|