После взятия Константинополя турками на протяжении жизни одного
поколения князь Московский сделался действительным монархом всей Великороссии и
сбросил последние остатки татарского владычества (1480). Эти события произвели
полный переворот в положении православного мира, который москвичи немедленно
учли и сделали его основой своей политической философии. Москва стала Третьим
Римом, единственным средоточием императорской власти и хранилищем чистого
православия. Женитьба Ивана III на царевне Софии Палеолог и присвоение им себе
титула автократа (греческий вариант слова император) превращала Московского
князя, прежде бывшего не более чем primus inter pares (первым среди
равных) между князей, в единственного наследника цезарей. Официальное
коронование и присвоение титула царя (цезаря) было делом внука Ивана III,
прозванного Грозным.
Первое столетие после восшествия на престол первого
автократа (самодержца) (1462) ознаменовалось кровавыми политическими и
религиозными столкновениями. Они породили интересную полемическую литературу,
которая, однако, скорее есть предмет для изучения историка, чем историка
литературы. Конфликт возник вначале между клерикальной партией епископов и
настоятелей, требовавших для церкви светской власти и активного участия в
гражданском управлении, и партии «заволжских старцев», штаб-квартирой которых
был Кирилло-Белозерский монастырь; они склонялись к более мистической и
аскетической концепции роли церкви. Клерикальную партию возглавлял Иосиф
Волоцкий, игумен Волоколамского монастыря, сильный памфлетист, писавший на
правильном славянском, полном бранных слов. Предводителем «старцев» был
Блаженный Нил Сорский, учившийся на Афоне, – один из замечательнейших
мистических и аскетических авторов Древней Руси. «Старцев» поддерживала часть
аристократии, смотревшая на епископов и игуменов как на узурпаторов их
собственных прав и желавшая ограничить растущую власть русского царя.
К середине XVI века религиозные распри закончились,
клерикальная партия победила по всем пунктам. Но политический конфликт между
сторонниками самодержавия и олигархами продолжался еще и при Иване Грозном
(род. 1530, коронован 1547, ум. 1584). Царь Иван был, без сомнения,
жестоким и отвратительным тираном, но он был гениальным памфлетистом. Его
послания – шедевры древнерусского (а может быть, и вообще русского)
политического журнализма. Может быть, в них слишком много текстов из Писания и
отцов церкви, славянский язык их не совсем правилен. Но они полны сильнейшей и
жестокой иронии, выраженной в острых и веских беседах. Бесстыдный тиран и
великий полемист видны в стреле, которую он мечет в бежавшего Курбского: «Раз
ты так уверен в своей праведности, чего же ты убежал, а не предпочел стать
великомучеником от моей руки?» Такие удары были рассчитаны на то, чтобы
приводить адресата в бешенство. Роль жестокого тирана, который затейливо ругает
спасшуюся от него жертву, продолжая мучить тех, кто остался в его власти, может
быть отвратительна, но Иван играет ее с поистине шекспировской широтой
воображения. Кроме писем к Курбскому, он писал и другие послания –
сатирические инвективы к подвластным ему людям. Лучше всего его письмо к
игумену Кирилло-Белозерского монастыря, где он изливает весь яд своей угрюмой
иронии на неаскетическую жизнь своих бояр, постриженных в монахи и сосланных по
его приказу. Написанная им картина их роскошной жизни в цитадели
аскетизма – шедевр колючего сарказма.
Главный противник Ивана, князь Андрей Михайлович Курбский
(ок. 1528–1583), был одним из самых культурных и просвещенных людей
Московии. Он играл важную роль в управлении страной, отличился в боях при
взятии Казани и во время Ливонской войны. В 1563 г., во время войны с
Литвой, когда Иван уже утвердил свое царство террора, Курбский, боясь
ответственности за поражение своей армии, дезертировал к врагу. Из Литвы он
отправил ряд яростных посланий царю и написал историю его царствования, которая
прославила его имя. История о великом князе Московском Курбского
прагматична, а не аналитична, и показывает его как человека острого и
творческого интеллекта. Он сознательно преувеличивает преступления своего
архиврага, и его свидетельства нельзя принимать как беспристрастные. Стиль его
пропитан западнорусскими, польскими и латинскими влияниями. Он не
свидетельствует об особенно оригинальном литературном таланте. То же можно
сказать и о его посланиях: при всей своей искренней ярости, справедливом
возмущении и веских аргументах, в литературном отношении они стоят ниже ответов
его противника.
Закрепление московской точки зрения произошло в середине
XVI столетия. Примерно в это время была затеяна и составлена серия компиляций,
образовавших нечто вроде энциклопедии московской культуры. Не все эти работы
попадают в компетенцию истории литературы. Так, Стоглав (назван так по
количеству глав в книге), содержащий постановления Стоглавого собора русских
церквей (происходил в Москве в 1551 г.) по догматическим, ритуальным,
административным и дисциплинарным вопросам, относится не к литературе, а к
каноническому праву. Да и Домострой, изданный священником Сильвестром
(ум. 1566 г.), не может рассматриваться как литературный памятник:
это дидактический труд, передающий на литературном славянском языке, но без
всяких литературных притязаний, принципы, руководствуясь которыми глава семьи
должен управлять своими домашними.
Более литературное произведение – большой Менологион,
или Календарь Святых (Четьи-Минеи), составленный митрополитом Московским
Макарием (1542–1563). Он оставался официальным и авторитетным календарем
Русской церкви пока, в царствование Петра Великого, не был заменен такой же, но
более научной, компиляцией св. Димитрия Ростовского.
Митрополит Макарий также придал окончательный вид другому
большому своду – Книге степенной царского родословия, названной так
потому, что в ней русские князья и цари были сгруппированы по степеням, т.е. по
поколениям. Начало своду положил в XIV веке сербский митрополит Москвы
Киприан, но закончен он был только около 1563 г. В сущности, Степенная
книга была компиляцией из русских летописей, но переделанных так, чтобы они
могли соответствовать литературному вкусу и философии истории московитов XVI
века. Летописи, официально писавшиеся в это время московскими писцами, тоже
отразили воцарившийся тут вкус к риторике, а также политическую философию
времени.
|