С начала XI и
до конца XVII века русская литература жила, совершенно не соприкасаясь с
происходившим одновременно развитием латинского христианского мира. Как и
русское искусство, литература была ответвлением греческого ствола. Первая ее
завязь попала в Россию в конце Х века из Константинополя, вместе с
православием. Как это было принято у Восточной Церкви, благоприятствовавшей
переводу Святого Писания и литургии на языки новообращенных наций, местное
духовенство не обязано было изучать греческий язык; отсутствие же греческой
учености в России имело своим непременным последствием отсутствие всякого
знакомства со светской греческой литературой и совершенное невежество в
области дохристианской классической традиции.
Литературный язык
древней Руси известен как церковно-славянский, или просто славянский. Основан
он на болгарском диалекте, принятом в окрестностях Салоник, и был поднят до
ранга литургического и литературного языка апостолами славянского мира Кириллом
и Мефодием. Он употреблялся не только русскими, но и южными славянами, и
румынами. Так как использовался он почти исключительно для перевода с
греческого, он естественно пропитался греческим влиянием. Бесчисленные
абстрактные понятия греческого языка получали верно и искусно приданную
славянскую форму, и греческие методы синтаксического подчинения
репродуцировались на новой почве. С самого начала церковнославянский был
более или менее искусственным языком, в значительной степени созданным ad
hoc (специально для этого случая) ради перевода с иностранного, гораздо
более высокоразвитого языка, и очень отличался от тогдашнего разговорного
языка, насколько мы можем его себе представить. С течением времени эта
искусственность нарастала, и в то время как разговорный язык (и в России, и на
Балканах) с XI по XIV вв. претерпел быстрые и коренные перемены,
церковно-славянский оставался таким, каким был, и даже проявлял тенденцию к
дальнейшему сближению со своим греческим прототипом. Эта тенденция особенно
сказалась в XIV веке: сербские и болгарские переписчики произвели тщательную
ревизию всех существовавших в то время вариантов Святого Писания и литургий с
целью сделать славянский текст как можно более адекватным греческому. Эта-то
форма церковнославянского языка и стала литературным языком Московской Руси.
Церковнославянский,
хотя и был единственным литературным, но не был единственным письменным языком
Руси. Управленческие аппараты русских князей и городов развивали иные формы
языка, более близкие к местным. В разных частях России они менялись,
приближаясь к разговорному языку данной местности. К концу XV века язык
Московского Приказа стал официальным языком империи. К этому времени он уже
отличался от литературного, насколько это было возможно. Он уже совершенно
свободен от церковно-славянского и греческого элемента. Синтаксис у него
простейший, не приспособленный к подчинению, который держится только на «и» и
«но». Словарный запас богатый, но практический и конкретный. Язык этот
выразителен и часто живописен, но явно не способен заменить воспитанный на
греческом славянский. Для литературных целей он не использовался. Что же
касается литературного языка, то местные вкрапления проникали туда в результате
малограмотности авторов или их неумения найти славянскую форму для выражения
своих сильнейших чувств. Для литературных целей русский язык (в противовес
славянскому) был применен впервые в третьей четверти XVII века самобытным русским
гением – протопопом Аввакумом.
|