Константин Дмитриевич Бальмонт родился в 1867 г. в поместье
своего отца недалеко от Иваново-Вознесенска – «русского Манчестера». Он
считал, что его семья – выходцы из Шотландии.
Сначала Бальмонта по
политическим мотивам исключили из гимназии, потом из Московского университета.
Все-таки ему удалось получить диплом юриста в Ярославле.
Там в 1890 г. он
напечатал первую книгу стихов – совершенно незначительную и не обратившую
на себя никакого внимания. По-настоящему литературная карьера Бальмонта
начинается с публикации сборника Под северным небом в 1894 г.
В девяностых годах Бальмонта считали самым многообещающим из «декадентов»,
и журналы, претендовавшие на «современность», охотно открывали ему свои
страницы. Бальмонт продолжал печатать поэтические сборники, лучшие его стихи
вошли в сборники Горящие здания (1900) и Будем как солнце (1903).
После них талант его быстро стал клониться к закату, и хотя он продолжал
выпускать по сборнику в год, все, что появилось после 1905 г., ценности
не представляет.
В 1890-х гг. он забыл о своих гимназических
революционных настроениях и, как и прочие символисты, был на удивление
«негражданственным», но в 1905 г.
вступил в партию С.-Д. и выпустил сборник тенденциозных и крикливых партийных
стихов Песни мстителя. Однако в 1917 г. Бальмонт занял твердую
антибольшевистскую позицию и в конце концов эмигрировал. Сейчас он живет во
Франции. Он успел много попутешествовать и видел много экзотических стран, в
том числе Мексику и острова Южных морей.
Написал Бальмонт очень много. Но большую часть им
написанного можно смело откинуть за ненадобностью, в том числе все стихи после 1905 г.,
большинство его многочисленных переводов (полный метрический перевод Шелли
особенно плох; Эдгар По, напротив, вполне приемлем) и всю без исключения
прозу – наиболее вялую, напыщенную и бессмысленную в русской литературе.
В пантеоне подлинных поэтов он останется шестью стихотворными сборниками,
опубликованными с 1894 по 1904 г.
Даже в этих книгах он очень неровен, потому что, хотя у него в ту пору был
настоящий песенный дар, он никогда не умел работать над стихом, а только пел,
как птичка. Но у него было острое чувство формы, которая играет в его стихах
важную роль, потому что главное в них звук и напев. В 1890-х и в начале
1900‑х гг. читатели были поражены богатством его ритмов и вокальным
узором, который казался даже излишним, смущающим, а для уха радикальных
пуритан – безнравственным. В русской поэзии такое пиршество звука
было новшеством; элементы его были заимствованы (без рабского подражания) у
Эдгара По и у Шелли, автора Облака, Индийской серенады и К
ночи. Только Бальмонт менее точен и математичен, чем По, и бесконечно менее
тонок, чем Шелли. Успех бросился ему в голову, и сборник Будем как солнце
переполнен восклицаниями типа: «Я – изысканность русской медлительной
речи». Такая нескромность не совсем безосновательна, так как по звуку Бальмонт
действительно превзошел всех русских поэтов. Но его стихам не хватает именно
изысканности. Они удивительно лишены оттенков и «окончательной отделки».
У Бальмонта был достаточно широкий диапазон чувств: от смелого fortissimo
наиболее характерных стихов из Будем как солнце до нежных, приглушенных
тонов Былинок и Сонной одури, но каждый раз чувство получается у
него простым, монотонным, однообразным. Еще один серьезный недостаток поэзии
Бальмонта, – присущий также Брюсову, – полное отсутствие чувства
русского языка, что, видимо, объясняется западническим характером его поэзии.
Стихи его звучат как иностранные. Даже лучшие звучат как переводы. Многие стихи
Бальмонта были переведены на английский – переводить их легко. Особенно
хороши переводы П. Сельвера в книге Modern Russian Poets (Современные
русские поэты). О стиле Бальмонта можно получить полное представление по
хорошо известному, знакомому (для многих русских до тошноты знакомому)
стихотворению Камыши.
КАМЫШИ
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши;
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между ними горят?
Мелькают, мигают, – и снова их нет,
И снова забрезжил блуждающий свет.
Полночной порой камыши шелестят.
В них жабы гнездятся, в них змеи свистят.
В болоте дрожит умирающий лик.
То месяц багровый печально поник.
И тиной запахло. И сырость ползет...
Трясина заманит, сожмет, засосет.
«Кого? Для чего? – камыши говорят –
Зачем огоньки между нами горят?»
Но месяц печальный безмолвно поник.
Не знает. Склоняет все ниже свой лик.
И, вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно шуршат камыши.
|