Заключительный
урок подводит итоги жизнетворчества поэта и не исключает обобщения
по эстетике и поэтике Маяковского.
М. Цветаева
различала понятия «революционный поэт» и «поэт
Революции». Причем «Слилось только раз в Маяковском»,
считала она. Действительно, стремление переделать мир —
весь, включая и социум, и технику, и природу, и человеческую
душу, — в крови футуристов. Но когда
переворот состоялся, Маяковский взялся свершившееся поддерживать
нескончаемым потоком агиток с их соответственным пафосом:
«Вытряхнем / индивидуумов / из жреческих ряс. /
Иди, искусство, из массы / и для масс».
Революция
пожирает своих детей — в том числе и подобным
образом. Поэт-новатор превращался в производителя штампов,
поэта Революции, мастерство которого, во многом утратив
былую органичность, становилось нарочитым (взять хотя бы составные
рифмы), размышления подменялись нехитрой игрой слов, упражнениями
в остроумии, а концентрированное переживание —
все новыми и новыми темами. «Его место в революции,
внешне столь логичное, внутренне столь принужденное и пустое,
навсегда останется для меня загадкой», —
писал Б. Пастернак в 1930 году. А спустя четверть
века продолжил чуть ли не с того же места: «До меня
не доходят эти неуклюжие зарифмованные прописи, эта изощренная
бессодержательность, эти общие места и избитые истины, изложенные
так искусственно, запутанно и неостроумно. Это, на мой
взгляд, Маяковский никакой, несуществующий. И удивительно,
что никакой Маяковский стал считаться революционным».
Так оценивал
Пастернак практически все послеоктябрьское творчество поэта,
«за вычетом (это он подчеркнул особо. —
С. С.) посмертного и бессмертного документа «Во весь
голос». Именно «Во весь голос», два вступления
в эту неоконченную поэму, убеждают, что поэтический родник
Маяковского не иссякал, но был придавлен громадным валуном
идеологической самодисциплины — этим краеугольным
камнем советской эстетики. Последним произведениям поэта,
естественно, уделяется на заключительном уроке повышенное
внимание.
Ведущий
их пафос — в невозможности полного подчинения
личного общественному. Показательно, что возникал он в строчках,
посвященных не только любви, но и творчеству. Несмотря на многочисленные
в 20-х годах заявления (вроде «Поэзия —
производство»), искусство оставалось для Маяковского
областью интимного, и недаром именно в стихи о поэзии
(такие, например, как «Юбилейное», «Сергею
Есенину», «Разговор с фининспектором о поэзии»),
а также в отдельные заграничные стихотворения (в которых
автор в меньшей степени оказывался самоподконтролен)
врываются признания самые сокровенные и человечные —
об одинокой тоске, очаровании и разочаровании: «Поймите
ж — / лицо у меня / одно — / оно
лицо, / а не флюгер»; «Вот и жизнь пройдет, /
как прошли Азорские / острова»; «Все меньше любится,
/ все меньше дерзается, / и лоб мой / время / с разбега крушит.
/ Приходит / страшнейшая из амортизации —
/ амортизация / сердца и души». Но показательно,
что такие произведения отмечены внутренней борьбой. Из стихотворения
«Домой» была выброшена концовка:
И при этом
автор даже гордился собой: «Несмотря на всю романсовую
чувствительность (публика хватается за платки), я эти
красивые, подмоченные дождем перышки вырвал».
Большинство
стихотворений, о которых идет речь, — послания —
наиболее живой у позднего Маяковского жанр. Поэт все
острее ощущал недостаток кислорода и пытался найти конкретного
собеседника, наладить диалог с классической и современной
литературой, временем и вечностью. В строки монолитные,
кованые, одические по преимуществу проникают ноты элегические
или разговорные. Богатство интонаций и составляет, может быть,
главную силу поэмы «Во весь голос». Как писал
Г. Адамович, «трагическое, почти некрасовское дыхание,
мощная ритмическая раскачка, какой-то набат в интонации…»
(Вестник МГУ. — Сер. IX: Филология. —
1992. — № 4. — С. 81).
Впрочем,
Адамович отказал Маяковскому в глубине и оригинальности
мысли («плоский, нищенский текст»). Однако в интонации
поэмы — не только ее основная сила, но и ее основной
смысл. «Во весь голос» тоже послание, и адресовано
оно не одним лишь потомкам: это попытка завязать живые контакты
с современниками. Начато произведение очень уверенно
(«Я сам расскажу / о времени / и о себе»),
с антитезы «фронт» — «садик».
Победительно сказано и о самообуздании: «Но я /
себя / смирял, / становясь / на горло / собственной песне».
Но эта победа — пиррова: диалог с эпохой так
и не завязался. Отсюда, вероятно, и та непомерная душевная
усталость, которая различима в концовке:
Не меняет
картины и последнее ударное четверостишие, тем более что им
поэма не завершалась — есть еще пять частей «Неоконченного»,
ставшего поэтическим завещанием Маяковского и одновременно
напомнившего о раннем творчестве поэта.
После
«Люблю» и «Про это» любовная
лирика вырождалась у него в построения сугубо тематические
(«Письмо товарищу Кострову о сущности любви»,
«Письмо Татьяне Яковлевой»), эпос одолевал лирику
или подчинял ее себе (в поэмах «Владимир Ильич
Ленин», «Хорошо!»), и до крайнего момента
этот процесс казался неизбежным и бесповоротным. Но все же
агитпроп ему действительно «в зубах навяз» —
неосторожная обмолвка из первого вступления развернулась
в трагически-пронзительном «Неоконченном» и объяснила —
в какой-то мере — финальный выстрел.
Живой
памятник, в который превращался зрелый Маяковский, не
мог существовать долго: мертвое или живое обязательно должно
было взять верх. По парадоксальной логике, самоубийство
стало самым сильным проявлением жизни в последние годы
поэта. «Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал
в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал
и человека убил, — писала М. Цветаева. —
Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где
его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет
жизни».
Взывая,
очевидно, и к нынешним поколениям, Маяковский аттестовал
себя так: «Слушайте, / товарищи-потомки, / агитатора,
/ горлана-главаря», но еще героиня поэмы «Люблю»
«за рыком, / за ростом, / взглянув, / разглядела
просто мальчика». Вот и нам бы различить и показать
за злободневной риторикой вечного отрока —
первооткрывателя мира, романтика, максималиста. Только тогда
он станет духовно близок, интересен как поэт подросткам сегодняшним.
Вопросы и задания
1. Чем
отличается творческое поведение поэта в последнее десятилетие
жизни? Расскажите о нем, опираясь на воспоминания
современников и автобиографию «Я сам».
2. Обратившись к стихотворениям
«Юбилейное», «Сергею Есенину», первому
вступлению к поэме «Во весь голос», охарактеризуйте
контакты В. Маяковского с классической и современной
литературой.
3. Почему столь часто
обращался поэт во второй половине 20-х годов к жанру
стихотворного послания? Обратите внимание на круг излюбленных
адресатов, охарактеризуйте щедрость живых интонаций.
4. Объясняет ли поэма
«Во весь голос» (два вступления в нее)
роковой шаг Маяковского-человека?
5. Насколько связано
это произведение с ранним творчеством? Попытайтесь обобщить
материал по художественной эволюции поэта. Оцените его
вклад в отечественную литературу.
Опорные понятия
По теме
«Творчество В. Маяковского» предполагается
дать определения и краткие характеристики следующим понятиям:
«лирический герой», «остранение»,
«пафос», «метафора», «тоническая
система стихосложения», «миф», «утопия».
Темы сочинений
Человек
настоящего и человек будущего в творчестве Маяковского.
Трагедия художественная и трагедия
человеческая.
Романтическое двоемирие Маяковского.
Тема цивилизации и образ города
в стихах Маяковского.
Пафос дооктябрьского творчества.
Лирика любви.
Современность сатиры Маяковского.
Утопии и антиутопии 20-х годов.
Анализ одного из стихотворений
Маяковского (по выбору учащегося).
Когда и в чем Маяковский
был истинно революционным поэтом? |