Пятница, 29.03.2024, 17:14


                                                                                                                                                                             УЧИТЕЛЬ     СЛОВЕСНОСТИ
                       


ПОРТФОЛИО УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА   ВРЕМЯ ЧИТАТЬ!  КАК ЧИТАТЬ КНИГИ  ДОКЛАД УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА    ВОПРОС ЭКСПЕРТУ

МЕНЮ САЙТА
МЕТОДИЧЕСКАЯ КОПИЛКА
НОВЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СТАНДАРТ

ПРАВИЛА РУССКОГО ЯЗЫКА
СЛОВЕСНИКУ НА ЗАМЕТКУ

ИНТЕРЕСНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

ПРОВЕРКА УЧЕБНЫХ ДОСТИЖЕНИЙ

Категории раздела
5 КЛАСС. ПРОГРАММА КОРОВИНОЙ [37]
5 КЛАСС. ПОСОБИЕ О.А.ЕРЕМИНОЙ [101]
6 КЛАСС [36]
7 КЛАСС [41]
8 КЛАСС [27]
9 КЛАСС [45]
10 КЛАСС [96]
11 КЛАСС [42]
ПРЕПОДАВАНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ В XXI ВЕКЕ. СТАНДАРТЫ [37]

Главная » Файлы » ПРЕПОДАВАНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ. МЕТОДИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ » 11 КЛАСС

ОДНАЖДЫ И НАВСЕГДА
06.12.2014, 10:02
      Что о Евгении Рейне вспоминается прежде всего? Ленинградец, позже осевший в Москве. Из ленинградских шестидесятников, которые в шестидесятые не печатались. Из молодого круга Анны Ахматовой. Старший друг Иосифа Бродского, которого сам Бродский неизменно называл первым, перечисляя своих учителей среди современников. Работал в документальном кино сценаристом. Первый сборник «Имена мостов» выпустил в 1985 г., когда ему было под пятьдесят. Затем последовали еще две книги, составившие избранное (издательство «Третья волна», 1993), и книга поэм «Предсказание» («Пан», 1994).

      Предисловие к избранному написал Бродский, хорошо знавший Рейна на протяжении почти сорока лет, следивший за ростом его поэзии, любивший ее. После Бродского писать трудно. После сказанных им слов и помня его близость с поэтом, каждый пишущий о Рейне обречен соотносить свое суждение с тем, что было сказано его великим другом. Бродский начал так: «Четверть века тому назад, в случайной застольной беседе кто-то, возможно то был я сам, окрестил Евгения Рейна «элегическим урбанистом».

      Ко времени предисловия Бродский не считал ту давнюю формулу такой уж внятной, но тем не менее не отказался от нее, продолжая думать, что она верно схватывает суть.

      Однако уживается ли такая оценка сути со следующим конкретным наблюдением над языком поэзии Рейна: «…поэт чрезвычайно вещественен. Стандартное стихотворение Рейна на 80% состоит из существительных и имен собственных, равноценных в его сознании, впрочем, как и в национальном опыте, существительным. Оставшиеся 20% — глаголы, наречия; менее всего прилагательные…»?

      Если у Рейна и преобладает элегия, то какая-то не вполне элегическая. Жанр, как он существует последние триста лет (не будем сейчас заглядывать в античность — там все другое), это всегда переживание — со слезой, с жалобой, то есть это эмоциональная оценка. Для оценки необходимы эпитеты, прилагательные. Традиционная элегия не удовлетворится назывной отсылкой к предмету, но обязательно отбросит на него тень своего восприятия.

      Элегичен ли Рейн? Послушаем стихи:


Темный дождик в переулке,
Негде высушить носки —
Вот про это пели урки,
Умирая от тоски.

      Тон обозначен — тоска. Чужая тоска, песенная, запетая. Даже если бы не было произнесено само слово «тоска», она звучит узнаваемо, цитатно. Мотивчик в стихах часто подхвачен. Бродский дал его точный музыкальный адрес — «каденции советской легкой музыки 30-х и 40-х годов».

      Простенький мотивчик в истоке стиха. Мастерская поэзия как результат. С мотивчиком в нее приходит и уже не оставляет ее пристрастие к эмоциональной ясности, пронзительности и крупным планам быта. Однако, приняв это условие своего существования, поэзия не всецело доверяется мотивчику. Она ведет его. В растущем напряжении звука интонация ускоряется, чтобы успеть за мысленным взглядом, прозаизирующим бытие:


Что же делать? Что же делать?
Кто-то запер адреса.
Он же щедро сыплет мелочь
Чаевую в небеса.
Или, может быть, оттуда
Водопадом пятаков
Опускается простуда —
Заработок простаков.

      Пейзаж, развернутый на всю высоту пространства и одновременно рассыпавший ценности в повседневно разменной монете. Далекое приближается, вечное переживается сиюминутно, мельчая и нисходя на нет. Вспышка поэтической памяти запечатлевает образ того, что было и чего уже нет. Вот почему для элегии Рейна достаточно существительных: на эпитет не остается времени, его едва хватает на то, чтобы припомнить, назвать. Припоминание — поминовение.

      Сказать надо отчетливо, переживая в звуке имени образ вещи. Для Рейна характерна ясность речи. Он хорошо говорит. Его стихи хочется произнести, и, произнеся, получаешь удовольствие от того, как легко перекатываются звуки, как играют смыслом, подслушанным в интонации чужой речи, в голосах природы, позволяющих различить «волны пронырливое рокотанье».

      Слух Рейна настроен на то, что он когда-то назвал «Музыкой жизни». Для ее исполнения собирается в каждый отдельный момент очень неожиданный по составу оркестрик, которому не оставлено другого выбора, как зазвучать в лад. Известны строки:


Флейты и трубы над черным рассудком
Черного моря и смертного часа —
этим последним безрадостным суткам,
видно, настала минута начаться…

Бьются бокалы, и падают трапы,
из «Ореанды» доносится танго,
музыка жизни, возьми меня в лапы,
дай кислородный баллон акваланга…

Слышу, как катит мне бочку Бетховен,
Скрябин по клавишам бьет у окраин,
вышли спасательный плот мне из бревен,
старых органов, разбитых о камень…

      Поэзия Рейна очень близко стоит к тому, чем она рождена. За спиной у стиха неотступно маячит жизненный случай, переживание. Они просвечивают сквозь текст. «Искренность драгоценна в поэте», — говаривал Пушкин и в собственных стихах до неузнаваемости преображал факты жизни. У Рейна иное, чем в классической традиции, соотношение поэзии и правды. Его поэзия не претендует на то, чтобы возвысить прозу жизни, но как бы отменяет само это выражение, утверждая, что переживаемое нами исполнено острого поэтического смысла и есть по сути поэзия жизни.

      При таком отношении едва ли можно было ожидать, что Рейн напишет поэмы. Скорее, его жанр — мгновенная реакция: баллада, элегический фрагмент воспоминания. Так и было, если судить по первым вышедшим сборникам. Однако Рейн пишет поэмы, как минимум, последние двадцать лет. Самая ранняя хронологическая помета в сборнике поэм «Предсказание» — 1976. Последняя — 1993. Отчасти «Предсказание» было предсказано циклом того же названия в избранном, но там всего шесть поэм. В сборнике их пятнадцать.

      Стихи подслушивали поэзию у жизни. В поэмах увеличен угол обзора: в поле зрения оказался сам говорящий, его окружение, быт, которым питалась поэзия.

      В сборнике «Темнота зеркал» есть стихотворение «Сосед Григорьев». В сборнике поэм о нем же — «Алмазы навсегда». Девяностолетний сосед, ювелир, бриллиантщик, некогда выполнявший заказы царского двора. Он — знак живой связи с ушедшим, которого по иронии судьбы никак не хочет оставить в покое настоящее. Так, в стихотворении:


Когда он, глухой, неопрятный.,br>Идет, спотыкаясь, в сортир,
Из гроба встает император,
А с ним и его ювелир.
И тяжко ему. Но полегче
Вздыхает забытый сосед,
Когда нам приносят повестки
На выборы в Суд и Совет.


Я славлю Тебя, Государство,
Твой счет без утрат и прикрас,
Твое золотое упрямство,
С которым ты помнишь о нас.

      Ироническая баллада, устанавливающая свой жанр кивком в сторону В. Жуковского: «В двенадцать часов по ночам / Из гроба встает полководец…», а затем — «В двенадцать часов по ночам / Встает император усопший…» («Ночной смотр»).

      Евгений Рейн — один из поэтов, усвоивших стиль пародийных цитат задолго до того, как накатилась молодая волна тех, кто с удовольствием согласился, что они постмодернисты и занялись изготовлением лоскутных одеял-центонов из фрагментов чужих текстов. Рейну бывает довольно одной цитаты, необходимой и достаточной, чтобы великая традиция сыграла — то по контрасту, то по сходству — в параллель эпохе, которая мнит себя великой. Поэт как будто искренно соглашается уступить ей величие, но в его уступке нельзя не различить вздоха сожаления того, кто предпочел бы остаться в стороне от великих путей. А ювелир? В стихотворении он — обломок империи, напоминание: sic transit gloria mundi… Империя наполеоновская представлена чужой цитатой, империя Российская — обломком, империя советская — ироничным предсказанием певца, выстроившего этот мало обнадеживающий цитатный ряд.

      Поэма о тех же людях, но о другом. Изменившийся жанр сохранил тему, но изменил смысл высказывания. Баллада припоминала прошлое, чтобы сыронизировать по поводу настоящего. Поэма пошла по другому пути, связывая то, что есть, с тем, что было, припоминая ушедшее в настоящем и утверждая, что бывшее однажды не проходит бесследно. Прямая подсказка — название поэмы: «Алмазы навсегда». Оно звучит как знак ценностей, связанных с прошлым и непреходящих. Поэма отодвигает событие в прошлое. Слово в эпическом жанре охлаждено дистанцией во времени.

      Когда уже в процитированном выше предисловии к избранному Рейна Бродский назвал его «метафизиком», он максимально приблизил Рейна к самому себе. Рейн показался метафизиком, ибо инстинктивно ощущает, «что отношения между вещами этого мира суть эхо или подстрочный — подножный — перевод зависимостей, существующих в мире бесконечности». Иными словами, жизненный сор повседневности, так много значащий для поэзии Рейна, переживается им в его призрачности, на пределе распада, исчезновения. Так считает Бродский. Вполне ли он прав?

      Скорее, Рейн снова заставляет вспоминать величайшего русского элегика Жуковского:


     О милых спутниках, которые наш свет
     Своим сочувствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были.
«Воспоминание»


      Не метафизическое «их нет», а элегическое «были» задает тон поэтическим воспоминаниям Рейна. И он сам это знает, в этом признается, даже перед лицом чужой смерти:


Мы выпиваем. Боже, Боже правый,
как вкусно быть живым, великолепны
на черном хлебе натюрморты с салом,
с селедкой и отдельной колбасой.

      Фламандский натюрморт из советской жизни — поминки по Ахматовой («Хроника. 1966», 1976).

      Мгновение — важнейшая единица измерения времени в мире поэзии Рейна. Он не торопит время, не спешит заглянуть через голову «сейчас» в «никогда». Он сосредоточен на переживании каждого сущего мига и готов вернуться к нему памятью, чтобы пережить снова — как однажды бывшее, а не как уже минувшее.

Вопросы и задания
      1. Свойственно ли жанру элегии использование большого числа эпитетов? Свойственно ли оно поэзии Е. Рейна?
      2. Каковы музыкальные истоки «урбанистической элегии»?
      3. Насколько непосредственно в стихах Е. Рейна поэтический образ соотнесен с жизненными обстоятельствами?
      4. Как меняется освещение событий в зависимости от жанра — при переходе от баллады к поэме?
      5. Каково переживание прошлого в элегическом стиле Е. Рейна?
Категория: 11 КЛАСС | Добавил: admin | Теги: МО учителей русского языка и, методические рекомендации по провед, уроки литературы в 11 классе, преподавание литературы в школе
Просмотров: 1012 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 5.0/1
ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ

ДЛЯ ИНТЕРЕСНЫХ УРОКОВ
ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ ЗНАНИЯ

КРАСИВАЯ И ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ
ПРОБА ПЕРА


Блок "Поделиться"


ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ЗНАНИЯ

Поиск

Друзья сайта

  • Создать сайт
  • Все для веб-мастера
  • Программы для всех
  • Мир развлечений
  • Лучшие сайты Рунета
  • Кулинарные рецепты

  • Статистика

    Форма входа



    Copyright MyCorp © 2024 
    Яндекс.Метрика Яндекс цитирования Рейтинг@Mail.ru Каталог сайтов и статей iLinks.RU Каталог сайтов Bi0