Продумывая систему занятий по поэзии Твардовского, учитель будет опираться на опыт анализа лирического произведения, который у одиннадцатиклассников уже есть. Имеет значение и сама формулировка темы урока, и его «жанр». В школьной практике сложились разные типы уроков по поэзии, некоторые из них возможны и по теме «Лирика Твардовского».

      Тематические обзоры на уроке внеклассного чтения.

      «Тема «малой родины» в поэзии Твардовского»: «Братья», «За тысячу верст…», «О Родине», «Мне памятно, как умирал мой дед…», «Жестокая память», «За распахнутым окном…». Эпиграфом к этой лирической композиции может быть признание Твардовского: «Загорье, смоленская деревня, ее природа, цвета ее и запахи, ее незаменимая для художника память — все это мне было дано от рождения — само собой».

      Лирический цикл «Памяти матери»: «Матери» («И первый шум листвы еще неполной…»), «Прощаемся мы с матерями…», «В краю, куда их вывезли гуртом…», «Как не спеша садовники орудуют…», «Ты куда эту песню…».

      Слова Твардовского, взятые из его статьи об И. Бунине, послужат эпиграфом к уроку: «Самая драгоценная память человеческая — память матери».

      «Это — настоящий реквием, простой, величавый и скорбный». Эти слова С. Я. Маршака отнесем к таким стихотворениям Твардовского, которые раскрывают ключевую тему в творчестве поэта — тему Памяти: «Я убит подо Ржевом…», «В тот день, когда окончилась война…», «Сыну погибшего воина», «Их памяти», «22 июня 1941 года», «Жестокая память», «Лежат они, глухие и немые…», «Я знаю, никакой моей вины…». Из названных стихотворений ученики выбирают строки, которые станут эпиграфом к уроку, обосновывают свой выбор стихотворения для стилистического анализа. Он позволит проследить за развитием поэтической мысли, самой дорогой поэту. В своей заметке «О стихотворении «Я убит подо Ржевом…» Твардовский писал: «Стихи эти продиктованы мыслью и чувством, которые более всего заполняли душу. Навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвения, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе, — так приблизительно можно определить эту мысль и чувство».

      Урок художественного чтения «Читаем стихи Твардовского». Ученики по своему выбору составляют тематические подборки:

      Пейзажная лирика Твардовского: ее философичность, ее изобразительная сила («Июль — макушка лета», «Чуть зацветет иван-чай», «Все сроки кратки в этом мире…», «Спасибо за утро такое…», «Листва отпылала, опала, и запахом поздним…», «Полночь в мое городское окно…», «Береза», «Когда обычный праздничный привет…»). Началом, объединяющим в лирическую композицию такие разные стихотворения, которые названы здесь, может служить признание поэта, завершающее стихотворение «Жить бы мне соловьем-одиночкой…»:

      Когда читаешь стихи, невольно думаешь, как много значили для Твардовского те семнадцать лет, которые он прожил на хуторе Загорье. «Оттуда, от земли» все: и взгляд поэта, близкий крестьянскому восприятию жизни, и естественное, гармоничное слияние с миром природы, и усвоенные им народные приметы, которые обозначили движение стихотворной строки в пейзажных этюдах Твардовского. С народного календаря, подчинявшего себе все работы и заботы крестьянской семьи, дававшего ощущение Времени, «там» начиналось постижение законов Бытия.

      «Уроки и заповеди Мастера» (тема поэта и поэзии в лирике Твардовского): «О сущем», «Вся суть в одном-единственном завете…», «Час мой утренний, час контрольный…», «Собратьям по перу», «Не много надобно труда», «Изведав жар такой работы…», «Стой, говорю, всему помеха…», «Слово о словах», «Моим критикам». Афоризмы Твардовского. Они — «мера личности» поэта. Завершающее этот цикл стихотворение «К обидам горьким собственной персоны…».

      Урок-аннотация сборника стихов поэта (например, «Стихи из записной книжки», их жанровая разновидность).

      Урок-монолог «Об одном стихотворении». Для анализа на выбор учеником берется отдельное стихотворение. Монологическая форма выступления учащихся направлена на раскрытие такой мысли-оценки поэзии Твардовского: «Стихи неслыханной искренности и откровенности». Эти слова Ф. Абрамова записываются как эпиграф к уроку.

      Поэты о поэте (Твардовский в воспоминаниях К. Симонова, К. Ваншенкина, С. Маршака, М. Исаковского). Эта тема может носить обобщающий характер. К уроку ученики составляют информационные карточки, на которых записываются самые значительные оценки поэтического творчества Твардовского. Они пополняют картотеку школьного кабинета литературы. Ими ученики пользуются при подготовке реферативных сообщений, сочинений.

      Как видим, типы уроков по творчеству одного поэта могут быть разнообразными. Оставив в стороне формальный оттенок их классификации, отметим, что каждый из них по-своему сложен. Каждый из них ставит учителя перед решением таких методических проблем: из чего будет складываться творческая работа школьников в процессе постижения особенностей лирики великого поэта? Каким образом учитель включит своих учеников в ход авторской мысли-переживания. Такого типа задания не только приучат школьников грамотно читать поэтический текст, но и позволят им овладеть навыками «скрытого анализа».

      Приведем разработку урока-лекции по теме: А. Т.  Твардовский. Стихи последних лет.

      Это понятие объединяет лирические циклы, опубликованные в журнале «Новый мир» 1965—1969 годов под заголовками «Из лирики этих лет», «Стихи из записной книжки», «Из записной книжки». К печати эти подборки стихов готовил сам автор.

      Стихи эти имеют особую эстетическую значимость. Константин Симонов по этому поводу говорил: «Казалось, в своей поэме «За далью — даль» Твардовский поднялся на такую вершину поэзии, что выше подняться невозможно. А он сумел. И эта последняя, высочайшая его вершина — его лирика последних лет». «Стихи неслыханной искренности и откровенности» — так воспринял Федор Абрамов позднюю лирику Александра Твардовского. «Нельзя понять и оценить поэзию Твардовского, не почувствовав, в какой мере вся она, до самых своих глубин, лирична. И вместе с тем она широко, настежь открыта окружающему миру и всему, чем этот мир богат, — чувствам, мыслям, природе, быту, политике», — писал С. Я. Маршак в своей книге «Воспитание словом».

      В статье об А. А. Ахматовой А. Т. Твардовский высказал самую дорогую для себя мысль: «Поэзия Ахматовой — это прежде всего подлинность, невыдуманность чувств, поэзия, отмеченная необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала… В целом — это лирический дневник много чувствовавшего и много думавшего современника сложной и величественной эпохи». Эти слова были определены эстетической близостью двух художников слова, стремившихся выйти за пределы узкой композиционной формы краткого лирического стихотворения. Их привлекало создание лирических циклов как своеобразной новой структурной формы большого масштаба. У Твардовского работа над такими циклами проходила в течение многих лет.

      «Это — настоящий реквием, простой, величавый и скорбный».

      Эти слова С. Я. Маршака относятся к таким «проникновенным стихам» А. Твардовского, как «Я убит подо Ржевом…» (1945—1946), «В тот день, когда окончилась война…» (1948), «Сыну погибшего воина» (1949—1950), «Их памяти» (1949—1951), «22 июня 1941 года» (1950), «Жестокая память» (1951), «Лежат они, глухие и немые…», «Я знаю, никакой моей вины…» (1966). Они составили стихотворный цикл, отличающийся тематическим и эмоциональным единством и свойственной художественному мышлению А. Твардовского повышенной ретроспективностью. Нельзя не заметить, как часто в его стихах сталкивается прошлое и настоящее, повторяются слова «память», «памятный». Они выносятся в заглавия стихотворений, становятся ключевыми в развитии темы. С них нередко начинаются лирические признания поэта, его размышления:

      Обращение к прошлому, к памяти позволяет постичь высшие моменты бытия. Память питает лиризм поэта, восстанавливает то, что было подлинным счастьем и радостью. Жизнью. Миром. Представление о нем создают те «подвижные картины», с которых начинается стихотворение «Жестокая память». Обращает на себя внимание лиризм воспоминаний, переданный в мягком, неторопливом, певучем звучании стиха. Но «Жестокая память» — это и стихи, впитавшие в себя напряжение и драму истории, иные подробности и приметы времени: «окопная маскировка», «дым горячих воронок», «угарная пыль похода», «соль солдатской спины», «сражений грохочущий вал». Все это вбирает в себя метафорический образ потрясающей силы:

      «У каждого настоящего поэта обязательно есть стихи, выделяющиеся из прочих, возвышающиеся над остальными. Они становятся достоянием различных антологий, хрестоматий. В этом ряду, — считает К. Ваншенкин, — безусловно, и «Я убит подо Ржевом…». В своей заметке «О стихотворении «Я убит подо Ржевом…» поэт рассказывает об истории его создания, о поездке под Ржев осенью 1942 года.

      «Форма первого лица в «Я убит подо Ржевом…» показалась мне наиболее соответственной идее единства живых и павших «ради жизни на земле».

      Трагизм хода истории был для Твардовского очевиден. И он сумел рассказать об этом по-своему. Названия стихотворений «Я убит подо Ржевом…» и «Лежат они, глухие и немые…» возвращают нас в памятную, тяжелейшую пору, которую переживала страна.

      Слова эти написаны с полной достоверностью — и чисто внешней, и психологической. Это ощущение человека, который был сам участником событий, когда «было все на кону», когда «решалась судьба Отечества». «Форма первого лица» и обнажает, и затушевывает авторское присутствие в стихе. В другом стихотворении — «Лежат они, глухие и немые…»  оно проявляется в элегическом звучании стихотворной фразы, щемяще-грустной интонации, в выборе слова:

      Поставленные рядом, два эти стихотворения образуют смысловое и эмоционально-лирическое единство. Это своего рода поэтическая дилогия, в которой постигается судьба фронтового поколения, воссоздается его духовный, нравственный портрет. Поэт словно бы предвосхищает судьбы павших:

      История создания стихотворения «В тот день, когда окончилась война…» по-своему замечательна. Учитель прочитает о ней в книге А. Кондратовича «Александр Твардовский» в главе «Заметки о лирике». Повторив первую строку стихотворения, вынеся ее в заголовок, поэт тем самым утвердил мысль о значительности, важности исторического момента — кончилась война! В стихотворении ситуация драматизирована: происходящее не описывается, а развертывается перед нами. Исторические воспоминания о «том дне» пережиты Твардовским глубоко лично. Это трагедийное повествование, в котором поэт развивает тему «большой разлуки», «великого прощания». Стихотворение обретает летописную трагедийную торжественность и значительность. По мере развития темы усиливается эмоциональное напряжение стиха. В эпически мерном движении строк мы чувствуем элегическую печаль, которая имеет действенную силу катарсиса:

      Лирика отражает процессы внутренней жизни автора. В стихах Твардовского с годами стала явственнее проступать искренность личных признаний, а в поэтической манере — исповедальность тона. В справедливости сказанного убеждает стихотворение, завершающее реквием, — «Я знаю — никакой моей вины…»:

      Об этом стихотворении много писали.
     «Удивительное стихотворение. Ведь всего-навсего одна и та незаконченная, как бы затихающая в глубоком, уже бессловесном раздумье фраза. И слова — все до одного обычные, ни одного по видимости поэтичного. А возникло из этих обиходных слов чудо поэзии» (А. Кондратович).

      «Казалось бы, что может сделать один художник в разливанном море всеобщего безумия?.. И конечно же, прав поэт, сказавший, что вроде бы и нет его вины в том, что война вспыхнула как очевидный акт безумия и что она была тяжелой и кровопролитной. И тем не менее не случаен этот горький вздох запоздалого сожаления, близкого к ощущению собственной вины: «…но все же, все же, все же…» (Б. Можаев).

      Григорий Бакланов в своих воспоминаниях о Твардовском заметил: «Это «все же» не одного его сопровождало и сопровождает в послевоенной выпавшей нам жизни. Но только он мог так за всех сказать».

      У Твардовского «невозможность забвения, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе» выражается с редкой обнаженностью чувств. Стихи обрываются на одной из кульминаций мысли. Поэт остается один на один со своими воспоминаниями, мы имеем дело с чистой рефлексией. А в самой незавершенности мы не можем не видеть драматического начала. Недоговоренность, стихи, остановленные на полуфразе, получают особенную выразительную силу, таят в себе загадку, скрытый смысл, который приковывает читателя.

      Твардовский представляет собой явление исключительной цельности. Это Мастер, мысль которого обращена к тем нравственным и эстетическим заветам, которым должен следовать художник слова и которые связаны с его духовными исканиями. Традиционная в русской литературе тема «О поэте и поэзии» получила в лирике Твардовского неординарное решение. Следует прежде всего отметить ее исповедальный характер. В стихах на эту тему чаще всего обозначается ситуация: «поэт наедине с самим собой». Она неоднозначна, что сказывается на интонации, выборе слов, на характере авторской исповеди. В стихотворении «Изведав жар такой работы…» поэт показан в минуты вдохновения («жар работы» — сказано автором). Две короткие строфы, убыстренный ритм стиха, слова в один-два слога словно бы «подгоняют» друг друга; поэт в волнении торопится записать их — все это помогает понять состояние лирического героя.

      Радость переживаемой минуты поэт приглушает ироническим обращением к самому себе: «От сладких слез, что наготове, / По крайней мере удержись».

      В стихотворении «Стой, говорю: всему помеха…» поэт показан в ином состоянии. Он резок, категоричен, бескомпромиссен по отношению к себе. Он вершит бесстрашный суд над собой.

      И здесь сюжет лирического стихотворения приобретает не фабульную, а психологическую остроту. Причем началом стихотворения служит сама кульминация чувств, непосредственно вводящая в мир волнующих поэта мыслей: «мелочные страсти», «успех», «слава», «расчет порочный» — все это мнимые ценности, «прах», они делают поэта несвободным. Такая открытость в выражении поэтического чувства не может не найти отклик в душе читателя. Он почувствует эмоциональный контраст, на котором строится это стихотворение. Резкие фразы первой строфы («Стой…», «Прочь…») сменяются плавными строчками второй части стихотворения, в которой высказаны заветные желания:

      Счастлив бывает поэт в те минуты, когда ему это удается. Такой мотив получил свое развитие в стихотворении «Не хожен путь…», которое завершается словами:

      Доверительность признаний поэта, разговорная интонация, диалогическая форма поэтического текста, своеобразие синтаксиса с его выразительным тире — все направлено на раскрытие высокой темы: «Поэт и его призвание». И здесь очень сильным оказывается не столько логический смысл, сколько смысл эмоциональный, созданный лирической композицией. Ход лирических размышлений Твардовского подчинен поискам ответа на вопрос: «Что нужно, чтобы жить с умом?» Именно с него начинается одно из стихотворений 1969 года. Ответ содержится в заветах, которые оставил поэт:

      Как видим, и вопрос этот, и поиски ответа на него оказались этически значимыми для самого автора и для его читателя. Они придали восприятию жизни ту особую проникновенность, ту эстетическую «новизну», о которой, как о желанном открытии, писал Твардовский в стихотворении «Нет ничего, что раз и навсегда…»:

      Эстетическая программа поэта, его нравственное кредо выражены в стихотворениях «О сущем», «Вся суть в одном-единственном завете…», «Час мой утренний, час контрольный…», «Собратьям по перу», «Не много надобно труда», «Слово о словах», «Моим критикам». Эти стихи полны духовного смысла. Они — «мера личности» поэта. В них утверждается высокое, общезначимое:

      Заметим: эти и другие подобные признания, которым сообщена сила афоризма, Твардовский ставит в конец стихотворения. Тем самым концовку он делает ударной, лирическое напряжение идет не на спад, а, напротив, к своему усилению. Перед нами предстает личность незаурядная, по-человечески неординарная. Каждое сказанное здесь слово — о высоком назначении человека, о смысле и цели его жизни, долге, совести, ответственности. Твардовский жил и писал в соответствии с дорогими ему нравственными заветами. Незадолго до кончины он подготовил к печати сборник стихотворений и поэм. Он вышел в 1971 году. Раздел лирики завершился стихотворением «К обидам горьким собственной персоны…». Оно было написано в 1968 году. «Более мрачного периода, чем 68-й, я не знаю», — писал А. Кондратович, ведущий сотрудник журнала «Новый мир». «Вряд ли у «Нового мира» был такой отчаянный период», — говорит А. Твардовский. Психологическая ситуация, в которой оказался поэт в ту пору, раскрывается в словах: «обиды горькие» («ожог обиды» — подтвердит М. И. Твардовская). Первая строфа говорит и о кризисе душевного состояния автора, и о его преодолении:

      Хорошо известная пословица не выглядит здесь литературной цитатой. Она, как и слова высокого стиля («душа», «судьба», «тропа», «жить», «живешь», «соступая»), направлена на передачу того, что стало убеждением Твардовского. Ключевая мысль стихотворения выражена в чеканных формулировках:

      «Мера личности» поэта обнаружила себя в каждой строке этого стихотворения, наполняя глубоким смыслом девиз: «Быть самим собой!» Какой смысл заложен в эти слова, проясняет дневниковая запись Твардовского, сделанная 4 марта 1959 года: «В литературном деле самая трудная и решающая форма ответственности, как это ни парадоксально на первый взгляд, это форма личной ответственности за себя как литератора, т. е. твоя работа, то, что пишешь ты, беллетрист, очеркист, критик…

      Труднее всего писателю отвечать за себя, — а не за литературу в целом — это как раз легко…
     Отвечать — это суметь быть самим собою, быть личностью. Талант — это личность…» (Знамя. — 1989. — № 9. — С. 144).

      По-своему комментирует слова Твардовского «Быть самим собой!» Сергей Залыгин. Заканчивая свою статью о Твардовском (Новый мир. — 1990. — № 6), он написал: «Поэт, а значит, и артист: он жизнь не играл, он ею жил. Как мог, как умел и как не умел».