Вторник, 19.03.2024, 12:11


                                                                                                                                                                             УЧИТЕЛЬ     СЛОВЕСНОСТИ
                       


ПОРТФОЛИО УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА   ВРЕМЯ ЧИТАТЬ!  КАК ЧИТАТЬ КНИГИ  ДОКЛАД УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА    ВОПРОС ЭКСПЕРТУ

МЕНЮ САЙТА
МЕТОДИЧЕСКАЯ КОПИЛКА
НОВЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СТАНДАРТ

ПРАВИЛА РУССКОГО ЯЗЫКА
СЛОВЕСНИКУ НА ЗАМЕТКУ

ИНТЕРЕСНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

ПРОВЕРКА УЧЕБНЫХ ДОСТИЖЕНИЙ

Категории раздела
ПРАКТИКУМ "РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА" 11 КЛАСС [27]
ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ ПО РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА [22]
ПОДГОТОВКА К ЕГЭ [11]

Главная » Файлы » ПРАКТИКУМ ПО ЛИТЕРАТУРЕ » ПРАКТИКУМ "РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА" 11 КЛАСС

ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН (1870—1953)
13.09.2014, 21:25
      «Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится живого радужного блеска и звездного сияния его одинокой страннической души...»
М. Горький, середина 20-х гг.

      «Я происхожу из старинного дворянского рода, давшего России немало видных деятелей, как на поприще государственном, так и в области искусства, где особенно известны два поэта начала прошлого века: Анна Бунина и Василий Жуковский, один из корифеев русской литературы, сын Афанасия Бунина и пленной турчанки Сальмы.
      Все предки мои всегда были связаны с народом и с землей, были помещиками. Помещиками были и деды и отцы мои, владевшие имениями в средней России, в том плодородном подстепье, где древние московские цари, в целях защиты государства от набегов южных татар, создавали заслоны из поселенцев различных русских областей, где благодаря этому образовался богатейший русский язык и откуда вышли чуть не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым и Толстым».
И. А. Бунин. Из предисловия к французскому изданию
«Господина из Сан-Франциско», 1921

      «Кто хочет читать и разуметь Бунина, тот должен почуять эту атмосферу русской усадьбы и уловить ее сложившееся за девятнадцатый век духовное наследие: этот дух скептического просвещения, офранцуженного аристократизма; эту струю небо-опустошающего вольтерьянства, с его замечательной зоркостью к злому началу в человеке и с его особою подслеповатостью к божественному началу Добра; этот тонкий аромат разочарованного байронизма, с его мрачной и горделивой, но пустоватой проблематикой и с вечной тягой к вольнодумству; эту ширину души, совмещающую мысль со страстью, барское гостеприимство, охоту и кутеж с народническим толстовством, а толстовскую мораль с вечною жаждою чувственного, и умственного, и созерцательного наслаждения, и с действительным умением наслаждаться; эту близость к природе — и к сумасшедшим метелям, и к пышным листопадам, и к нещадному солнцу, и к этой душемутительной откровенности скотного двора; этот чуткий и простосердечный подход к крестьянству, полный того обостренного интереса и дивования, который характеризует процесс национального самосознания, ибо поистине русская художественная литература, воспринимая и живописуя душу русского крестьянина, совершала акт национального самопознания и самоутверждения.
      Крестьянская, простонародно-всенародная стихия — вот, наряду с усадьбой, второй исток творчества Бунина. В эту стихию он вжился во всей ее первоначальности; он принял в себя весь ее первобытный отстой, с его многовековою горечью, с его крепкой ядреностью, с его соленым юмором, с его наивной непреодоленно-татарской жестокостью, с его тягою к несытому посяганию. Но крестьянская стихия не дала ему ограничиться этим: она заставила его принять в свою душу и кое-что из тех сокровенных залежей мудрости и доброты, свободы и богосозерцания, которые образуют самую субстанцию русского народного духа».
И. А. Ильин. Творчество И. А. Бунина, 1959

Задание 1

      Что общего можно найти в автобиографической заметке Бунина и в той характеристике его творчества, какую дает философ и литературный критик И. Ильин? Проследите на материале бунинских произведений (рассказы «Антоновские яблоки», «Иоанн Рыдалец», повесть «Деревня», роман «Жизнь Арсеньева») взаимодействие двух начал, вошедших в «жизненный состав» писателя: дворянского, с его богатейшей культурой и одновременно скепсисом, вольнодумством, помещичьими замашками, гордостью за свое происхождение, и крестьянским, с его близостью природе, фольклором, простонародным православием. Как выразила себя «странническая душа» (Горький) Бунина в творчестве — прозе и поэзии?

Поэзия Бунина

      «Цельность и простота стихов и мировоззрения Бунина настолько ценны и единственны в своем роде, что мы должны с его первой книги и первого стихотворения „Листопад" признать его право на одно из главных мест среди современной русской поэзии. Я говорю — с первого стихотворения, потому что с тех пор резких перемен не произошло. Все черты, свойственные Бунину, только укреплялись и становились отчетливей, и звезда его поэзии восходила медленным и верным путем. Такой путь очень идет к поэзии Бунина, которой полюбилась прежде всего природа. Так знать и любить природу, как умеет Бунин, — мало кто умеет. Благодаря этой любви поэт смотрит зорко и далеко и красочные и слуховые его впечатления богаты».

Александр Блок. О лирике, 1907

      «Если на рубеже века для бунинской поэзии наиболее характерна пейзажная лирика, в ясных традициях Фета и А. К. Толстого <...>, то в пору первой русской революции и последовавшей затем общественной реакции Бунин все больше обращается к лирике философской, продолжающей тютчевскую проблематику. Личность поэта необычайно расширяется, обретая способность самых причудливых перевоплощений, находит элемент „всечеловеческого" (о чем говорил, применительно к Пушкину, в своей известной речи Достоевский). <...> Поверхностный атеизм сменяется пантеистическим восприятием мира и своего рода метафизическим исследованием глубинных основ нации. <...> В этой мраморной поступи неоклассика слышен призыв к людям нового века следовать за ним — ощущать ход вечности и растворяться в ней. Взгляд поэта обретает вселенскую, „надзвездную" масштабность, где человек — лишь малое дитя бесконечного мира».
О. Михайлов. Строгий талант. Иван Бунин. Жизнь. Судьба.
Творчество, 1976

      «Передо мною книга Бунина „Избранные стихи". Это не кликушество, не тайнопись. Здесь поэт не является только орудием только некоей высшей воли. Он творит сам, сознательно, что хочет и как хочет. Он никогда не опьяняется словами, не бьется в падучей творческого экстаза. Он ясен, спокоен и великолепен.
      Из драгоценного ларца своего таланта он холодно и мудро берет то, что ему сейчас нужно. И радость, которую дает нам его творчество, — такая, какая бывает у любителя редкостей, которому покажут сокровище тончайшей работы. <...>
      Когда-то, помню, читала я его стихотворение, где он говорил, что на ледяной скале он „вырезал стальным клинком сонет".
      Только он сам и мог сказать о себе так чудесно и точно. Именно „стальным клинком".
      Никогда не размазано, не разрыхлено. Никогда не „около". Всегда остро, тонко, единственно».
Н. А. Тэффи. По поводу чудесной книги, 1929

      «В условиях русской поэзии XX века нельзя было безнаказанно отвергнуть весь символизм, отбросив все его правды вместе с неправдами. Бунин поставил перед собою ряд трудностей непреодолимых. Я был бы неоткровенен, т. е. недобросовестен, если бы не указал на те строгие и, с моей точки зрения, не всегда справедливые ограничения, которым Бунин сознательно подверг свою музу. Но я не могу не воздать должного тому последовательному, суровому и мужественному аскетизму, которому Бунин подчинил свою поэзию, раз навсегда отказавшись от всего, что представлялось недостаточно достойным или слишком суетным. Бунин всегда шел по линии наибольшего сопротивления. Пусть я не разделяю многих мотивов бунинского самоограничения — все же я не могу не признать, что во многих он оказался прав.
      Но этого мало. Не разделяя принципов бунинской поэзии <...>, я все же хочу сказать, что существует нечто, переступающее все принципиально поэтические барьеры: это — самый факт бунинской поэзии, тот прекрасный факт, что, как всякая подлинная поэзия, она порою заставляет позабывать все „школьные" расхождения и прислушиваться к ней просто».
Вл. Ходасевич. О поэзии Бунина, 1929

      «Я, вероятно, все-таки рожден стихотворцем. Тургенев тоже был стихотворец прежде всего, и он погубил себя беллетристикой. Для него главное в рассказе был звук, а все остальное — это так. Для меня главное — найти звук. Как только я его нашел — все остальное дается само собой».
И. А. Бунин. Запись в дневнике его племянника
Н. А. Пушешникова, 1911

Задание 2

      Можно ли утверждать, что поэзия и проза в бунинском творчестве были двумя равноправными стихиями? Какие черты в стихах Бунина выделяют А. Блок, Вл. Ходасевич, Н. Тэффи? Как эволюционировала поэзия Бунина, восходя от пейзажной лирики к лирике философской? Обратите внимание на роль классической традиции в его поэзии, которая отличалась ясностью, простотой и некоторой рациональностью — в противовес главенствующему направлению начала века символизму. Кто более прав из двух писателей — современников Бунина — поэт Владислав Ходасевич, заявивший, что «нельзя было безнаказанно отвергнуть весь символизм», или прозаик Надежда Тэффи, видевшая силу бунинской поэзии как раз в том, что это не «тайнопись», но всегда «остро, тонко, единственно». Справедливо ли утверждение, что стихи Бунина — это «неореализм», близкий поэзии его младшего современника — Анны Ахматовой?
      Как повлияло «стихотворчество» Бунина на его художественную прозу?

Проза Бунина

      «Проза Бунина вспахана плугом поэта... Она постепенно обретала особенный лаконизм, сгущенность слова. Прочитав бунинский рассказ „Сосны", Чехов написал ему: „Это очень ново, очень свежо и очень хорошо, только слишком компактно, вроде сгущенного бульона". И „Сосны", и „Антоновские яблоки", и „Новая дорога", и „Золотое дно" поражают меткостью деталей, художественными подробностями. Вспомним только молодую старостиху из „Антоновских яблок", важную, как „холмогорская корова". А какой букет ароматов в этом рассказе: „ржаной аромат новой соломы и мякины", „душистый дым вишневых сучьев", крепкий запах „грибной сырости" и тут же другие: „старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета" и главный, создающий цельное настроение этой новеллы аромат „антоновских яблок, запах меда и осенней свежести".
      Проза вобрала в себя не только новую лексику, приобрела компактность и взвешенность. Она подчинилась внутренней мелодике, музыке. Это не значит, что она стала нарочито ритмизированной, как у Андрея Белого. Нет, Бунин стремился, говоря словами любимого им Флобера, „придать прозе ритм стиха (оставляя прозу прозой)". Музыкальность внутренняя, которая легко влилась в формы стиха, оказалось, могла подчинить себе и прозу».

О. Н. Михайлов. Иван Алексеевич Бунин. Очерк творчества, 1967

      «Подлинного мастерства Бунин достигает несколько позднее — из-под его пера выходят шедевры художественной прозы, в которых беспощадная правда изобразительности, внутренне напряженной, внешне бесстрастной, сочетается с недосягаемым совершенством формы. И тут надо отметить одно обстоятельство, весьма примечательное. Если в стихах Бунина... постепенно стирается грань между поэзией и прозой в том смысле, что поэзия в стихах Бунина приобретает все больше характер не внешне-звучальный, а смысловой, то в прозе Бунина начинает наблюдаться движение, так сказать, встречное: проза Бунина все более и более обретает музыкальный характер, в каком-то совершенно особом смысле. Нельзя сказать, чтобы проза Бунина приобрела какое бы то ни было внешнее сходство с стихами или музыкой — нет. Но в ней появляется свой собственный внутренний ритм и своя собственная чисто музыкальная логика. Не случайно и то, что Бунин именно с этого времени приобретает способность непогрешимой архитектурной композиции своих поэтических произведений — тот „дар построения, ритма и синтеза", который проницательно отметил в Бунине французский писатель Рене Гиль — способность вообще редкую, а среди русских писателей не встречающуюся».
К. Зайцев. И. А. Бунин. Жизнь и творчество, 1934

Задание 3

      В чем заключается, на ваш взгляд, магия музыкальности бунинской прозы? Прочтите начало рассказа «Антоновские яблоки» («Вспоминается мне ранняя погожая осень...» и т. д.) и начало чеховской «Попрыгуньи» («На свадьбе у Ольги Ивановны были все ее друзья и добрые знакомые...» и т. д.). Можно ли сказать, что Чехов как бы «демократизировал» прозу, добившись в итоге предельной простоты и общедоступности ее восприятия, того, что А. Твардовский охарактеризовал как «магию доходчивости», а Бунин, напротив, «аристократизировал» прозу, насыщая метафорами, уплотняя и «вызолачивая» ее («парчевым» назвал язык бунинской прозы критик Ю. Айхенвальд)? Случайно ли, что в похвале бунинскому рассказу мы находим у Чехова и скрытый упрек («только слишком компактно вроде сгущенного бульона»), в то время как Бунин, высоко оценив талант Чехова, в то же время сказал, что он «пишет бегло и жидко»? Какое из двух начал в прозе — чеховское или бунинское — ближе вам как читателю?

«Деревня» (1909—1910)

      «Конец „Деревни" я прочитал — с волнением и радостью за Вас, с великой радостью, ибо Вы написали первостепенную вещь. Это — несомненно для меня: так глубоко, так исторически деревню никто не брал. <...> Я не вижу, с чем можно сравнить Вашу вещь, тронут ею — очень сильно. Дорог мне этот скромный, скрытый, заглушенный стон о родной земле, дорога благородная скорбь, мучительный страх за нее — и все это ново. Так еще не писали. <...>
      Не считайте моих речей о „Деревне" приподнятыми и преувеличенными, это не так. Я почти уверен, что московские и петербургские всех партий и окрасок иваны непомнящие и незнающие, кои делают критические статьи для журналов, — не оценят „Деревни", не поймут ни существа, ни формы ее. Угроза, скрытая в ней, тактически неприемлема как для левых, так и для правых, — угрозы этой никто не заметит.
      Но я знаю, что когда пройдет ошеломленность и растерянность, когда мы излечимся от хамской распущенности — это должно быть или — мы пропали! — тогда серьезные люди скажут: „Помимо первостепенной художественной ценности своей, „Деревня" Бунина была толчком, который заставил разбитое и расшатанное русское общество серьезно задуматься уже не о мужике, не о народе, а над строгим вопросом — быть или не быть России? Мы еще не думали о России, — как о целом — это произведение указало нам на необходимость мыслить именно обо всей стране, мыслить исторически».

Письмо М. Горького И. А. Бунину. Декабрь 1910 г.

      «Что-то щемящее, почти безнадежное исходит от этого мрачного полотна. Что-то глубоко пессимистическое, почти отрицательное сквозит в каждом густом мазке...»
Н. Г. «Деревня». Повесть И. А. Бунина. Одесские новости. — 1910

      «Какой поразительный контраст с той идеализацией русского мужика, которую находим в „Записках охотника" Тургенева! Быть может, историческая закономерность сказалась на этих двух полюсах: реалистическая реакция против идеализации доброго старого времени должна была дойти до своего завершения, увлечение светлыми тонами должно было быть искупленным не меньшим увлечением черными пятнами. Если это так, то Бунин довел этот процесс до предела».
Е. Колтоновская. И. Бунин. «Деревня», 1911

      «О вырождении деревни вопиет каждая страница этой повести еще более, чем о злобе и подлости мужиков. Но бунинская деревня совершенно не знает Липы, не знает Хрыминых и Кострюковых, призывавших обывателей чеховского „оврага" „под светлые знамена труда и справедливости на земле". В противовес деревне Решетникова, Тургенева и Успенского она рисует все сплошь в безотрадных и отвратительных красках».
Л. Войтоловский. Новая повесть И. А. Бунина «Деревня», 1910

      «Прочитали кое-что из того, что писалось о „Деревне"... И хвалы и хулы показались так бездарны и плоски, что хоть плачь».
И. А. Бунин — М. Горькому. 20 апреля 1911 г.

Задание 4

      Сопоставьте характеристику, которую дает Горький «Деревне», с отзывами критики. Исчерпывается ли содержание бунинской повести «черными красками» (в контрасте с повестью Чехова «В овраге», произведениями Тургенева, Г. Успенского), как утверждалось большинством критиков, или автор преследовал иную, более глубокую цель? Что увидел Горький в бунинской повести, когда сказал, что «так глубоко, так исторически деревню никто не брал»? Можно ли найти в последующем историческом пути России «как целого» подтверждение горьковской оценки?

«Веселый двор» (1911), «Иоанн Рыдалец» (1913)

      «„Иоанн Рыдалец", как это просто, прекрасно, правдиво рассказано Вами. Это Вы, это я, это все мы, вся русская литература рыдает денно и нощно, оплакивая злодеяния своих иванов грозных, не помнящих себя в гневе, не знающих удержу своей силе. Вот мне бы хоть один такой рассказец написать, чтобы всю Русь задеть за сердце. Какой счастливец стал бы я».

М. Горький, середина 20-х гг.

      «Самая благополучная с виду биография, оказывается, таит в себе катастрофичность, покоится над бездной. Размеренно, упорядоченно течет жизнь человека, пока вдруг не пересечется траурной чертой. Куда бы ни повел героев автор, мы знаем, он непременно приведет их к крутизне, где обрывается жизнь, — заглянуть, чтобы закружилась от ужаса и растерянности голова. <...> Его особенное внимание в 1910-е годы не случайно привлекают люди, выбитые из привычной колеи, пережившие внутренний перелом, катастрофу, вплоть до отказа от своего „я", — странники, юродивые, „Божьи люди", которые позволяют, как ему кажется, глубже заглянуть, точно в бездонный колодец, в прошлое Руси».
О. Михайлов. Строгий талант. Иван Бунин. Жизнь. Судьба.
Творчество, 1976

      «Когда Анисья Минаева („Веселый двор"), покинув пустую избу, в полуобмороке от истощения бредет в жаркий, цветущий летний день за двадцать верст к сыну, пустоболту и бродяге, пристроившемуся, наконец, на „место" в лесной караулке, она для нас как бы не литературный персонаж, а именно та, живая Анисья, каким-то чудом из горькой, мученической своей и безгласной, безвестной жизни занесенная на страницы книги. Ее материнская печаль и материнская нежность к беспутному сыну, оставившему мать без крошки хлеба, ее страдания вызывают у нас прежде всего не восхищение мастерски написанным портретом, а просто душевный порыв, страстное желание помочь этой бедной женщине, накормить, приютить ее старость. Но вместе с этим эта женщина, бредущая проселками и полями, шатающаяся от слабости, жующая какие-то травинки („горох еще не наливался. Кабы налился, наелась бы досыта — и не увидал бы никто"), предстает нам и как образ всей нищей, „оголодавшей" деревенской Руси, бредущей среди своих плодородных полей, плутающей по межам и стежкам».
А. Т. Твардовский. О Бунине, 1965

Задание 4

      В дневнике 8 июня 1911 года Бунин записал: «Умер ефремовский дурачок Васька. Похороны ему устроили ефремовские купцы прямо великолепные. Всю жизнь над ним потешались <...>, а похоронили так, что весь город дивился: великолепный гроб, певчие... Тоже „сюжет". Можно ли утверждать, что этим «сюжетом» стал рассказ «Иоанн Рыдалец»? Сравните с другим признанием Бунина (критику А. А. Измайлову): «Иоанн весь выдуман. Не раз, например, слышал я от критиков, что я что-то „записываю", собираю, рассказываю свои семейные предания и т. д. Когда будете писать обо мне, не говорите, пожалуйста, о моих „записях", можно ошибиться».
      Какую роль в рассказе играет композиция, прием контраста, когда «великолепный» юго-восточный экспресс задерживается для чего-то на убогой станции, среди «необозримых полей», где «ничего не происходит»? Какие драмы на самом деле сотрясают сельцо с многозначительным названием Грешное?
      Бунина глубоко интересовал русский характер на изломах его души, в том числе и подвижники, «безумцы», юродивые, соединявшие в себе и трагическое, и скоморошье начала. Но Иоанн Рыдалец или «пустоболт» Егор Минаев («Веселый двор») — отдельные фигуры общей огромной картины деревенской Руси, какая отображена Буниным. Вправе ли мы сказать, что отношение Бунина к деревенской России — крестьянской и дворянской, — сложное чувство «любви-ненависти, любви ко всему светлому, трогательному, здоровому в русском народе и ненависти — к косному, дикому, жестокому?

«Господин из Сан-Франциско» (1915)

      «Более десяти лет отделяет нас от конца творчества Чехова, и за этот срок, если исключить то, что было обнародовано после смерти Л. Н. Толстого, не появлялось на русском языке художественного произведения, равного по силе и значению рассказу „Господин из Сан-Франциско". <...>
      Художник недвусмысленно намекает на то, что необходимо прежде всего помнить про неизбежность конца и затем сообщать жизни тот смысл, который не может быть смертью уничтожен. Эта идея — чисто религиозно-нравственная, воплощенная в форму, где социальная несправедливость проявляется нравственной тупостью, а нравственная тупость ведет с неизбежностью к бессмысленной гибели религиозного существования — характерная для толстовского миропонимания схема, усвоенная, по крайней мере, в разбираемом рассказе Бунина. <...>
      В чем же эволюционировал художник? В масштабе своего чувства. Его нелюбовь к американцу не заключает в себе и тени раздражения, и она необычайно (и плодотворно) раздвинута. С какой-то торжественной и праведной печалью художник нарисовал крупный образ громадного зла, — образ греха, в котором протекает жизнь современного гордого человека со старым сердцем, и читатель чувствует здесь не только законность, но и справедливость и красоту самой авторской холодности к своему герою. <...>
      ...Замечателен в целом стиль рассказа, мерная, металлическая музыка этих безукоризненных, строго наполненных фраз, точно глубокого ритма раскачивающихся гулких колоколов, одновременно богатство и целомудрие слов, без единого лишнего и без единого недостающего».

А. Дерман. Победа художника, 1916

      «Нужно ли такое обилие красок, как у Бунина? „Господин из Сан-Франциско" просто подавляет красками, от них становится тягостно. Каждая в отдельности, разумеется, великолепна, однако, когда читаешь этот рассказ, получается такое впечатление, будто присутствуешь на некоем сеансе, где демонстрируется какое-то исключительное умение — в данном случае определять предметы. В рассказе, кроме развития темы и высказывания мыслей, еще происходит нечто не имеющее прямого отношения к рассказу — вот именно этот самый сеанс называния красок. Это снижает достоинство рассказа. <...>
      Его рассуждения о душе, сливающейся с бесконечностью или в этом роде, кажутся иногда просто глупыми. Пресловутый „Господин из Сан-Франциско" — беспросветен, краски в нем нагромождены до тошноты. Критика буржуазного мира? Не думаю. Собственный страх смерти, зависть к молодым и богатым, какое-то даже лакейство».
Ю. Олеша. Ни дня без строчки, 1965

Задание 5

      С помощью каких приемов прибегает Бунин к осуждению бездуховного существования «господина из Сан-Франциско»? Сопоставьте две характеристики рассказа — дореволюционного критика А. Дермана и советского писателя Ю. Олеши. Какая позиция вам ближе? В чем проявилось влияние Л. Н. Толстого, о котором писал А. Дерман? Сравните героя бунинского рассказа с толстовским Иваном Ильичом («Смерть Ивана Ильича»).

Эмигрантский период

      «В эти годы я чувствовал, как с каждым днем все более крепнет моя рука, как горячо и уверенно требуют исхода накопившиеся во мне силы. Но тут разразилась война, а затем русская революция. <....>
      Я покинул Москву в мае 1918 года, жил на юге России, переходившем из рук в руки „белых" и „красных", а в феврале 1920 года, испив чашу несказанных душевных страданий, эмигрировал за границу — сперва на Балканы, потом во Францию».

И. А. Бунин. Из предисловия к французскому изданию
«Господина из Сан-Франциско», 1921

      «Эмиграция стала поистине трагическим рубежом в биографии Бунина, порвавшего навсегда с родной русской землей, к которой он был, как редко кто, привязан „любовью до боли сердечной". За этим рубежом произошла не только довременная и неизбежная убыль его творческой силы, но само его литературное имя понесло известный моральный ущерб и подернулось ряской забвения, хотя жил он еще долго и писал много».
А. Т. Твардовский. О Бунине, 1965

      «Бунин в эмиграции — и это его большая заслуга — был глубоко честен перед самим собой как перед художником: писал только о том, что хорошо знал и органически любил. <...>
      Эмиграция, разрыв с родиной совершенно не обязательно влечет за собою потерю таланта: все зависит от обстановки, от внутреннего творческого богатства. Бунин, творчески богатейший человек, безмерно любивший жизнь и, в силу этой любви, постоянно обращавшийся к думам о смерти, пожалуй, в известном смысле даже обогатил свой талант, придав ему небывалую лирическую силу».
Н. П. Смирнов. Бунин на родине, 1967

Задание 6

      Кто более прав в оценке эмигрантского творчества Бунина — известный советский поэт А. Твардовский или критик и прозаик Н. Смирнов? Можно ли утверждать, что эмиграция одновременно и ограничила творческий диапазон писателя, и придала ему трагическую силу, заставив сосредоточиться на таких темах, как память о России, любовь и смерть?

«Солнечный удар» (1925)

      «Я не помню в литературе такой, почти физически ощущаемой передачи солнечного света, удававшейся разве гениальному Мане и художникам-импрессионистам. По напряженности чувства, по насыщенности светом, счастьем и болью любви, по своей жгучей жизненности этот маленький рассказ — чудо».

М. О. Цетлин. Ив. Бунин. «Солнечный удар», 1926

      «Любовь в изображении Бунина поражает не только силой художественной изобразительности, но и своей подчиненностью каким-то внутренним, неведомым человеку законам. Нечасто прорываются они на поверхность: большинство людей не испытывают их рокового воздействия до конца дней. Такое отношение к любви неожиданно придает трезвому, „беспощадному" бунинскому таланту романтический отсвет. <...>
      Понимание любви как страсти, захватывающей все помыслы, все духовные и физические потенции человека, было свойственно ему на протяжении всего его творчества, и в этом смысле рассказ 1909 года „Маленький роман" принципиально не отличается от „Солнечного удара". Чтобы любовь не исчерпала себя, не выдохлась, необходимо расстаться — и навсегда. Если этого не делают сами герои, в ход вмешивается судьба, рок, можно сказать, во спасение чувства убивающий кого-то из возлюбленных. <...>
      Разве в „Солнечном ударе" переложен заурядный адюльтер? „Пароходный роман"? „Даю вам честное слово, — говорит женщина поручику, — что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло... Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара..."
      Бунин и не собирается оправдывать какими-то высокими словесами чувственный порыв своего поручика, напротив, он даже подчеркивает сугубую „скоромность" его исходных желаний. Однако постепенно — и как бы против воли героев — они вступают в заколдованный мир совершенно новых отношений, которые действуют на них сильно и больно, и тем больнее, чем яснее мысль, что все кончено, что они расстались навсегда и как бы умерли друг для друга. <...>
      Дорожное приключение перерастает в редкостную и благородную ошеломленность души, потрясение, которое силой слова передается и читателю. Трудно отыскать рассказ, который в столь сжатой форме и с такой силой передавал бы драму человека, познавшего вдруг подлинную, слишком счастливую любовь; счастливую настолько, что, продлись близость с этой маленькой женщиной еще день (оба знают это), и любовь, осветившая всю их серую жизнь, тотчас бы покинула их, перестала быть „солнечным ударом"».
О. Михайлов. И. А. Бунин. Жизнь и творчество, 1987

«Чистый понедельник» (1944)

«Благодарю Бога, что Он дал мне написать „Чистый понедельник"».
Ив.
Бунин
      «Краткая новелла, почти лишенная событий, рассказывает о трагическом душевном надломе. Героиня наделена властной женской прелестью, волей и жаждой жизни. В то же время она придавлена безнадежностью и беспомощностью. Герой — красавец, живой весельчак — становится для нее искушением. Все, что есть в ней страстного, требует любви; все мертвое, с чем она связана, препятствует чувству. Впрочем, не только мертвое, но и бесспорный максимализм, ищущий значительных свершений, не удовлетворяющийся жизнью пустой и сытой. Ее возлюбленный ничем не выше и не лучше окружающих. Благородная требовательность, такая же, как и у Лизы, Елены (героини Тургенева. — О. М.), у гончаровской Веры, приводит к бесчеловечному юродству. В „чистый понедельник" она рассчиталась с любимым и любовью, простилась с презираемой, но все же манящей жизнью, отдала „кесарю кесарево". <...>
      Герои Бунина не имеют права на счастье. Добровольный уход из жизни — в монастырь или в кабак — вот что им уготовано. Не нужны, в сущности, болезни и катастрофы, злая воля или роковые случайности — все совершается легко и просто, развязка наступает сама собой. В правде, выраженной „Чистым понедельником", — истоки всех произведений Бунина. Люди и время отжили свой срок. Новеллы позднего Бунина отпели старую Россию, как юношеские его рассказы отпели дворянские гнезда. И  потому его творчество — не просто творчество мрачных итогов, оно утверждает закономерность конца».
М. Иофьев. Поздняя новелла Бунина, 1965

Задание 7

      Сопоставьте рассказы о любви, написанные в эмиграции, — «Солнечный удар» и «Чистый понедельник». Согласны ли вы с бунинским утверждением, что любовь-страсть не может продлиться долго и непременно завершается расставанием или гибелью одного из героев? Прав ли советский критик М. Иофьев, утверждая, что уход героини «Чистого понедельника» в монастырь — дань «мертвому»? Или более верно его же утверждение, что ее поступок — дань максимализму, следствие несовпадения ее высоким требованиям, ее идеалов и незначительности окружающего? Почему поздние рассказы Бунина не имеют «благополучных» концовок?

«Жизнь Арсеньева» (1927—1929, 1933)

      «„Жизнь Арсеньева" — это одно из замечательнейших явлений мировой литературы. К великому счастью, оно в первую очередь принадлежит литературе русской».

К. Паустовский. Иван Бунин, 1961

      «А зачем выдумывать? Зачем героини и герои? Зачем роман, повесть, с завязкой и развязкой? Вечная боязнь показаться недостаточно книжным, недостаточно похожим на тех, что прославлены! И вечная мука — вечно молчать, не говорить как раз о том, что есть истинно твое и единственно настоящее, требующее наиболее законного выражения, то есть следа, воплощения и сохранения хотя бы в слове!»
Ив. Бунин. Книга, 1924

      «Роман вообще поразителен. В своей рискованной оригинальности он шел, казалось бы, по опасной дороге, отказавшись от интриги, отбросив фабулу, оставшись романом без сюжета, сосредоточив всю свою силу на неосязаемых явлениях души, ее тихом и скрытом росте, устранив героев, не пожелав ввести ни одного большого события. С первой же главы озадачивал этот замысел, казалась дерзкой эта решимость сосредоточиться на еле ощутимых процессах детской души, вести роман без происшествий, пренебречь фактами, ничего не подчеркивать, ничего не сгущать, пленять темпом речи, ритмом строк, очаровательной музыкой тонкого мастера, не знающего стараний. В этом романе все живет, движется, говорит на своем таинственном языке, понятном для обостренного, для исключительно чуткого слуха. <...>
      Эта книга прозрачна, именно светла, мудра в своей ясной правдивости. Роман кажется вершиной горы: по ней неторопливо всходил большой человек, отчетливо видевший, живший смело и спокойно».
Петр Нильский. «Жизнь Арсеньева» Бунина, 1931

      «Бунин такой замечательный художник, что он вызывает в нас картины бесконечно меняющегося миража времен года в Батурино, земли, полей, неба, садов, сначала изображая чувства задумчивого ребенка, а затем юноши, затерянного в загадочном мучительном „любовном счастье жизни". В шести строках он может дать целый рой образов. Волшебная свежесть и полнота ощущений и чувств юноши смешиваются всюду с особым поэтическим ощущением пейзажа и глубокой страстной восприимчивости. Это потрясающе, что человек шестидесяти трех лет мог заключать в себе сердце и обладать душой и жизненным пульсом юноши».
Эдуард Гарнет. О русском гении, 1933

Задание 8

      Можно ли сказать, что роман «Жизнь Арсеньева» является итоговым произведением всего творчества Бунина? В эмиграции именно память о России становится центральной темой писателей-изгнанников: А. И. Куприн создает роман «Юнкера», И. С. Шмелев — «вспоминательные» книги «Богомолье» и «Лето Господне», А. Н. Толстой — автобиографическую повесть «Детство Никиты», Б. К. Зайцев — тетралогию (роман в четырех книгах) «Путешествие Глеба» и т. д. Однако верно ли, что «Жизнь Арсеньева» — только «слепок», «оттиск» житейской биографии молодого Бунина (при бесспорном обилии автобиографического материала)? Не лучше ли сказать, что это, говоря словами поэта и критика Г. В. Адамовича, «вымышленная автобиография», «автобиография третьего лица»? Обратите внимание на новаторство бунинского романа, который строится как лирический монолог.
      Вправе ли мы сказать, что это монолог о России?
Категория: ПРАКТИКУМ "РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА" 11 КЛАСС | Добавил: admin | Теги: поэты серебряного века, практикум по литературе в школе, уроки литературы в 11 классе, элективный курс по литературе ХХ в, русская литература ХХ века
Просмотров: 4091 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0
ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ

ДЛЯ ИНТЕРЕСНЫХ УРОКОВ
ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ ЗНАНИЯ

КРАСИВАЯ И ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ
ПРОБА ПЕРА


Блок "Поделиться"


ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ЗНАНИЯ

Поиск

Друзья сайта

  • Создать сайт
  • Все для веб-мастера
  • Программы для всех
  • Мир развлечений
  • Лучшие сайты Рунета
  • Кулинарные рецепты

  • Статистика

    Форма входа



    Copyright MyCorp © 2024 
    Яндекс.Метрика Яндекс цитирования Рейтинг@Mail.ru Каталог сайтов и статей iLinks.RU Каталог сайтов Bi0