Бывает, что литературные герои становятся известнее, чем романы, в которых они живут. Более того, их имена уже им как бы и не принадлежат, приобретя нарицательное значение.

Вот девушка говорит подруге: «Не связывайся с ним! Разве ты не видишь, что это ловелас ?»

И каждая из них понимает, о чём речь, – обсуждаемый молодой человек волочится за каждой юбкой! Вряд ли девушки читали роман «Кларисса Харлоу» англичанина Ричардсона. Но Ловелас – герой именно этого романа (по-английски его имя звучит как Lovelace).

В разговоре мужчина жалуется другу: «Моя жена – сущая мегера !» Но спроси его, кто она такая, Мегера, вряд ли он с ходу скажет, что это самая страшная богиня в древнегреческой мифологии.

...

Мегера – в греческих мифах олицетворение гнева и мстительности. Была одной из трёх эриний, родившихся из крови Урана после того, как восставшие против отца младшие боги напали на него и, отрезав детородный орган, бросили его в море. Мегера изображалась в виде отвратительной старухи с волосами-змеями и длинным языком, с факелом и бичом в руке. До настоящего времени Мегера остаётся нарицательным обозначением злой, сварливой женщины.

«Давай, Обломов, вставай! Хватит валяться!» – говорит мама своему нерадивому отроку. Отрок не удивляется, что его назвали Обломовым, хотя фамилия его, скажем, Иванов. Он понимает, что мама упрекает его в лени и инертности. При этом юный шалопай роман Гончарова «Обломов», поверьте, не читал!

Любого ревнивца мы называем Отелло, нахального хвастуна – Хлестаковым, скрягу – Гобсеком.

Любопытна судьба барона Мюнхгаузена. Каждому известно, что это редкий враль и фантазёр – правда, обаятельный. И каждый скажет, что это – литературный персонаж.

В 1781 году на страницах журнала «Путеводитель для весёлых людей», издаваемого в Берлине, впервые были напечатаны 16 коротких рассказов. Фамилия рассказчика была скрыта аббревиатурой «М-Х-Г-Н». Так было положено начало формированию художественного образа легендарного барона Мюнхгаузена. В 1785 году Рудольф Распе анонимно издал в Лондоне на английском языке «Рассказы барона Мюнхгаузена о его изумительных путешествиях и кампаниях в России», составленные на основе историй «Путеводителя», с добавлением множества других.

А потом увидели свет книги о нём Бюргера, Иммерманна, Шнорра и др., которые рассказали миру о новых фантастических приключениях барона. К нам Мюнхгаузен пришёл ещё в детстве в пересказе Корнея Ивановича Чуковского.

Но прелесть в том, что барон – реальный человек: Карл Фридрих Мюнхгаузен ( нем. Karl Friedrich Hieronymus Freiherr von Münchhausen, 11 мая 1720, Боденвердер – 22 февраля 1797, там же) – немецкий барон, потомок древнего нижнесаксонского рода Мюнхгаузенов, ротмистр русской службы, историческое лицо и литературный персонаж. Имя Мюнхгаузена стало нарицательным как обозначение человека, рассказывающего невероятные истории.

Реальный Мюнхгаузен был высок, плечист и красив, насколько можно судить по единственной сохранившейся фотографии, сделанной с его портрета. Но мир знает этого человека таким, каким его нарисовал Доре, – сухоньким старичком с лихо закрученными усами и бородкой. Знаем его таким и мы из серии мультфильмов режиссёров Анатолия Солина и Натана Лернера «Приключения Мюнхгаузена».

Но, согласитесь, насколько нам милее Мюнхгаузен с обаятельным лицом и хитрым прищуром глаз Олега Ивановича Янковского.

Просто невозможно не вспомнить некоторые яркие выражения, принадлежащие герою фильма «Тот самый Мюнхгаузен»:

– Есть пары, созданные для любви, мы же (с женой Якобиной) были созданы для развода!

– Любовь – это теорема, которую нужно каждый день доказывать.

– Умное лицо – это ещё не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица.

Но вернёмся опять к Гоголю.

Роман «Мёртвые души» – не просто наша классика, в этом гениальном произведении Николай Васильевич Гоголь, кажется, собрал все характеры, какие только рождаются на земле Русской! И имя каждого героя стало нарицательным.

Разбитного, легкомысленного человека мы называем Ноздрёвым…

Мечтателя, строящего воздушные замки, – Маниловым…

Скупердяя – Плюшкиным…

Неотёсанного, грубого человека – Собакевичем…

...

Ну а Испания нам подарила Дон Кихота.

Дон Кихот для нас всегда человек благородный и прекраснодушный, преодолевающий препятствия, которые он сам же себе и создаёт. Этот герой Сервантеса дал начало целому направлению в философии, был воспринят многочисленными исследователями как архетип человеческой природы, истолкован как психологическая категория, породив даже философское понятие – донкихотство. Позже даже приобрёл пренебрежительную окраску: мол, человек-то прекраснодушный, но воюет с «ветряными мельницами», то есть не совсем вписывается в жизненные реалии.

И уж как не вспомнить ещё одного легендарного испанца Дон Жуана (он же Дон Хуан, он же Дон Гуан) – символ распутства и сластолюбия!

Дон Жуан – один из наиболее излюбленных образов мировой литературы. Цель его жизни – любовь к женщине, для обладания которой им легко попираются человеческие и божеские законы. Этому герою посвящено до 140 произведений! Прежде всего конечно же приходит на ум пушкинский «Каменный гость»:

Статуя:

– Дай руку.

Дон Гуан:

– Вот она… о, тяжело

Пожатье каменной его десницы!

Оставь меня, пусти – пусти мне руку…

Я гибну – кончено – о Дона Анна!

Проваливаются.

Кстати, во времена Пушкина среди мужчин было принято вести свои донжуанские списки. У самого Александра Сергеевича их было даже два: один – из женщин, которыми он увлекался, второй – с которыми был близок. Причём в хронологическом порядке. Пушкин сам обнародовал свой донжуанский список в 1829 году в альбоме Елизаветы Николаевны Ушаковой. И особой скромностью по отношению к персоналиям из этих списков поэт не отличался. В письме к В.Ф. Вяземской (в 1830 году) он сообщал: «Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена». Нелишне будет отметить, что и сама княгиня Вера Федоровна фигурирует в том самом пресловутом списке из альбома Ушаковой.

Буду счастлива, если наша короткая встреча вызовет у вас желание освежить в памяти образы литературных героев, чьи имена стали нарицательными, и взять в руки томик Сервантеса или Гоголя.