В русской литературе есть несколько цветных фамилий-псевдонимов: Андрей Белый, Саша Черный, Саша Красный… Белый — крупнейший поэт Серебряного века. Красный — литератор советского времени. Ну, а Черный? И почему Александр Гликберг (а эта фамилия означает «Счастливая гора») избрал именно мрачный цвет, черноту бездны? В литературном прейскуранте
 Я занесен на скорбный лист.
 «Нельзя, мол, отказать в таланте,
 Но безнадежный пессимист».
 
 А раз пессимист, то ко всему относится подозрительно, все видит в черном цвете, — отсюда и Саша Черный. Он — сатирик даже не по профессии, а по мировоззрению, по своему взгляду на жизнь. Характерна автоэпиграмма: Как свинцовою доской,
 Негодуя и любя,
 Бьет рифмованной тоской
 Дальних, ближних и себя…
 
 А тут еще определенный исторический период. Какое время — таков и поэт. Василий Жуковский
 Любил романтический рокот баллад, —
 Наш век не таковский,
 Сплошной спотыкач заменил элегический лад… —
 
 замечает Саша Черный в «Балладе о русском чудаке». Саша Черный — замечательный русский сатирик начала XX века. Его появление Александр Амфитеатров приветствовал такими словами: «Такого оригинального, смелого, свободного, буйного лирика-юмориста, такой мрачно-язвительной, комически-унылой, смешно-свирепой стихотворной маски не появлялось на российском Парнасе со времен почти что незапамятных» (1910). Доминирующая тема Саши Черного — разоблачение пошлости быта, поглотившего бытие. Он замечал все: людские промахи, ошибки, заблуждения и особенно человеческую глупость и тупость, — и жалил как оса. Каждый день выходят книги:
 Драмы, повести, стихи —
 Напомаженные миги
 Из житейской чепухи.
 
 В стихотворении «Чепуха» он зло высмеял политическую ситуацию в России 1905 года, все эти политические мечтания («Нам свободы не нужны, а рейтузы с кантом»), интриги, вихляния и кульбиты и заканчивает приговором: Все на свете чепуха,
 Остальное враки…
 
 Отечество жило в ожидании радикальных перемен и поэтому — От российской чепухи
 Черепа слетают.
 
 А теперь к истокам Саши Черного. Он родился в веселом городе Одессе в семье провизора-еврея. Несчастливое детство. Нищета. Сбежал в 15 лет из дома. Одно время жил в Житомире. Сотрудничал в газете «Волынский вестник». Обуреваемый честолюбивыми планами, в 1905 году — в 25 лет — перебирается в Петербург. В литературный круг его ввела жена Мария Васильева, дама весьма энергичная, ну, а дальше сказался его природный талант. Казалось бы, судьба уготовила ему стать заурядным «Надсоном из Житомира», но он преодолел самого себя и поднялся в более высокий ряд, встал вровень с предыдущими сатириками — Козьмой Прутковым, Минаевым и Курочкиным (а может, и выше). Революционное брожение в русском обществе достигло апогея. Кастрюля закипела и накипь сдвинула крышку — тем для сатирика было хоть отбавляй. Началось золотое время для пера Саши Черного: смута, разлад, эпоха, когда «люди ноют, разлагаются, дичают». Россию 1908 года Саша Черный рисует в стихотворении «Желтый дом»: Семья — ералаш, а знакомые — нытики,
 Смешной карнавал мелюзги,
 От службы, от дружбы, от прелой политики
 Безмерно устали мозги…
 
 …Каждый день по ложке керосина
 Пьем отраву тусклых мелочей…
 Под разврат бессмысленных речей
 Человек тупеет, как скотина…
 
 Есть парламент, нет? Бог весть.
 Я не знаю. Черти знают.
 Вот тоска — я знаю — есть,
 И бессилье гнева есть…
 Люди ноют, разлагаются, дичают,
 А постылых дней не счесть…
 
 1908–1911 годы были звездным часом Саши Черного на страницах «Сатирикона». По свидетельству Чуковского, «получив свежий номер журнала, читатель прежде всего искал в нем стихов Саши Черного. Не было такой курсистки, такого студента, такого врача, адвоката, учителя, инженера, которые не знали бы их наизусть». Помимо «Сатирикона», Саша Черный печатался в других изданиях. В 1906 году вышел первый сборник «Разные мотивы», в 1910-м — книга «Сатиры», в 1911-м — «Сатиры и лирика». Своим «Сатирам» Саша Черный предпослал афоризм Сенеки: «Избежать всего нельзя, но можно презирать все это». Он и презирал, и клеймил, и ненавидел. «А ненавидеть он умел мастерски», — замечал Корней Чуковский. Однако весь этот его «негатив» был обряжен в комические одежды и все подано на грани бурлеска: Проклинаю культуру! Срываю подтяжки!
 Растопчу котелок! Растерзаю пиджак!
 
 Смех среди руин. «Три собачки во дворе разыграли кабаре» — это из области быта, а вот и политика: Четыре нравственных урода —
 Один шпион и три осла —
 Назвались ради ремесла
 «Союзом русского народа».
 
 Октябрьскую революцию Саша Черный не принял и сотрудничать с новой властью не стал. Сначала уехал в Литву, затем весною 1920 года в Берлин, далее — Рим. Работы найти не мог, пришлось продать библиотеку: «В Берлине бросил самовар, а в Риме — книги… Жизнь — могила. Я ж не советский комиссар — на перевозку не хватило!» В своей излюбленной манере в 1924 году написал историю Ленина: …А потом? А потом, как известно,
 Наступили кремлевские дни:
 Добрый вождь гениально и честно
 Загасил все живые огни…
 
 В Берлине в 1923 году Черный на свои средства издал третью книгу сатир «Жажда». На следующий год он перебирается в Париж и сотрудничает в эмигрантских изданиях: «Русской газете», журнале «Иллюстрированная Россия». Пишет поэму «Кому в эмиграции жить хорошо». Легко догадаться, что ни наборщику, ни конторщику, ни уборщице, ни таксисту, — никому из простого люда. Пишет детские стихи, пытаясь забыться от действительности на «детском острове». Не получилось… Анна Ахматова как-то сказала Лидии Чуковской: «Вы заметили, что с ними всеми происходит в эмиграции? Саша Черный жил в Петербурге, хуже города на свете не было. Пошлость, мещанство, скука. Он уехал. И оказалось, что Петербург — это рай». Из Парижа Саша Черный сбежал на юг Франции, там в 1929 году в поселке Ле Фавьер купил домик, почти карточный, но времени на жизнь оказалось в обрез. Поэт понервничал из-за пожара и… скончался в возрасте 51 года (до 52 лет не хватило двух месяцев). В некрологе парижских «Последних новостей» говорилось, что у него была седая голова, молодой взгляд черных глаз и застенчивая улыбка. Сбылись пророческие слова Саши Черного: Земная жизнь ведь беженский этап.
 Лишь в вечности устроимся мы прочно.
 
 Узнав о его смерти, Куприн написал: «Саша Черный жив, и переживет всех нас, и наших внуков, и правнуков, и будет жить еще много сотен лет, ибо сделанное им сделано навеки и обвеяно чистым юмором, который — лучшая гарантия для бессмертия». Пока прогноз сбывается: книги Саши Черного издаются и переиздаются. Сочетание насмешника и ядовитого сатирика с нежным и почти тихим лириком удивительно современно — колючесть и благость, бунтарство и кротость. Сатирические стрелы и лирические вздохи. Еще Куприн подметил, что «рядом с сатирой расцветают у Саши Черного скромные, благоуханные, прекрасные цветы чистого и мягкого лиризма». И все же лиризм Саши Черного на втором плане, а на первом — его политическо-общественные инвективы: Что будет? Опять соберутся Гучковы
 И мелочи будут, скучая, жевать,
 А мелочи будут сплетаться в оковы,
 И их никому не прервать…
 
 Эти строки из стихотворения «Опять» (1908). Пройдет много десятилетий, и Виктор Черномырдин признается: «Хотели, как лучше, а вышло, как всегда». То есть пресловутое «Опять». Кажинный раз на эфтом месте!.. Вечные попытки исправить российскую жизнь, споры по этому поводу, неудовольствие, брань, тоска… И так от всего этого хочется покоя. И как саркастически писал Саша Черный: Хорошо при свете лампы
 Книжки милые читать,
 Пересматривать эстампы
 И по клавишам бренчать, —
 Щекоча мозги и чувство
 Обаяньем красоты,
 Лить душистый мед искусства
 В бездну русской красоты…
 
 Или другой предлагаемый сатириком вариант: Сжечь корабли и впереди, и сзади,
 Лечь на кровать, не глядя ни на что,
 Уснуть без снов и, любопытства ради,
 Проснуться лет чрез сто.
 
 Это написано в 1909 году. Проснулся бы Саша Черный сегодня — и что?.. Оставим вопрос без ответа. Вообще надо отметить, что Саша Черный, когда мягко, а когда зло, высмеивал российскую ментальность: бесконечно мечтать, мало что делать практически и постоянно быть недовольным своей жизнью. Вот почему «в буфете дребезжат сочувственно стаканы и сырость капает слезами с потолка». Вечные мечты о молочных реках и кисельных берегах. И о порядке — «вот приедет барин, барин нас рассудит» (это уже Некрасов) и т. д. О, если б в боковом кармане
 Немного денег завелось, —
 Давно б исчез в морском тумане
 С российским знаменем «авось»…
 
 Авось, небось и кабы… И еще игра в бирюльки — «Бирюльки» — так назвал свое стихотворение Саша Черный в 1910 году и подвел итог: «Скучно жить на белом свете!» — это Гоголем открыто,
 До него же — Соломоном, а сейчас — хотя бы мной.
 
 А женщины? А любовь? Это было в провинции, в страшной глуши.
 Я имел для души
 Дантистку с телом белее известки и мела,
 А для тела —
 Модистку с удивительно нежной душой…
 
 Не приемля мещанского благополучия, Саша Черный отрицал и мещанскую любовь: Мимо шлялись пары пресных обезьян
 И почти у каждой пары был роман…
 
 И еще про определенную категорию женщин: На губах две сосиски пунцевой помады,
 Сиз, как слива, напудренный нос,
 Декольте — модный плоский поднос,
 А глаза — две ночные шарады,
 Мышеловки для встречных мужчин, —
 Эротический сплин все познавшей наяды…
 
 Журналист и критик Петр Пильский говорил о Саше Черном: «В этом тихом с виду человеке жила огненная злоба». Но и какая тихая и мерцающая печаль! Вот стихотворение «Меланхолическое» (1932) — воспоминание о юности и о знакомых девушках — житомирских цирцеях: …Живы ль нынче те Цирцеи?
 Может быть, сегодня утром
 У прилавка на базаре,
 Покупая сноп сирени,
 Наступил я им на туфли,
 Но в изгнанье эмигрантском
 Мы друг друга не узнали?..
 Потому что только старка
 С каждым годом все душистей,
 Все забористей и крепче, —
 А Цирцеи и поэты…
 Вы видали куст сирени
 В средних числах ноября?
 
 Саша Черный продолжил старый разговор, который некогда вели Пушкин, Лермонтов и Некрасов, между критиком, писателем и издателем (у всех своя правда и своя головная боль). Критик в ответ на жалобу писателя говорит: Коллега, вы сгустили краски.
 Что говорить — капитализм
 Родил рекламу и цинизм
 И музу нарядил в подвязки.
 Но чем издатель виноват?
 Он только раб условий века.
 Нелепо ждать ведь, чтоб от чека
 Струился тонкий аромат.
 В универсальном магазине
 Должно быть все на всякий вкус.
 А «Спальня ветреной графини»
 Всегда для рынка верный плюс…
 
 Вполне злободневно. Сегодня в «спальне ветреной графини» и продохнуть нельзя: все столпились… все жаждут секса и развлечений… поголовный стриптиз… Сегодня… ах, это сегодня… в минуту отчаянья вспоминается обращение Саши Черного: Мой близкий! Вас не тянет из окошка
 Об мостовую брякнуть шалой головой?
 Ведь тянет, правда?..
 
 И финальные строки. Литературный балаганчик Саши Черного — это своеобразный выпуск пара. Прочитал и облегчил тем душу — перефраз старого-престарого изречения.