Везение или стечение обстоятельств — в литературе великая вещь. Кто взлетел на Олимп, а кто остался у его подножия: кому как повезло, и дело не в степени таланта. Наверное, об этом не однажды думал Бенедикт Лившиц, коли он заявил во всеуслышанье: «Литературный неудачник, я не знаю, как рождается слава». Действительно, слава обошла его стороной. Все знают Владимира Маяковского, но мало кто — Бенедикта Лившица. Так сложилась история. Бенедикт Лившиц родился, как отмечено в автобиографии, в семье «состоятельного негоцианта-еврея». И далее, вроде, все замечательно: золотая медаль по окончании Ришельевской гимназии, юридический факультет Новороссийского института.
Может быть, из Лившица вышел бы классный юрист, но от занятий его отвлекают две вещи: революция и литература. За участие в студенческих волнениях Лившица исключают из института. Он перебирается в Киев и уже там получает диплом 1-й степени. Затем шаг в сторону от основного призвания: армия. «Бена берут в солдаты, — записывал 6 июля 1913 года в своем дневнике Корней Чуковский. — Очень жалко. Он по мне. Большая личность: находчив, силен, остроумен, сентиментален, в дружбе крепок, и теперь пишет хорошие стихи… Каков он будет, когда его коснется слава, не знаю; но сейчас он очень хорош…»
Слава Бена не коснулась. Литературная, по крайней мере. А в военных действиях он добыл награду: Георгиевский крест 4-й степени. К кресту прибавились ранение и контузия. Далее был отправлен для несения службы в тылу. «В Киеве прожил почти безвыездно восемь лет и в 1922 году снова поселился в Петербурге» (из автобиографии). В гимназии Лившиц увлекался Гомером и Вергилием, переводил Горация и Овидия («Овидиевы „Метаморфозы" мне были ближе книги Бытия»). Последующее увлечение: Бодлер, Верлен, Маллармэ, Рембо и прочие «проклятые» поэты. «Мои первые „серьезные" стихотворные опыты относятся к 1905 году и характеризуются комбинированным влиянием русских символистов, с одной стороны, и настроений, господствовавших в эту памятную эпоху в среде радикальной интеллигенции, — с другой. В ту пору я мечтал о новой Марсельезе, и лавры Руже де Лиля улыбались мне гораздо больше, чем слава Бальмонта или Брюсова», — вспоминал Лившиц.
В ноябре 1909 года Бенедикт Лившиц знакомится с Николаем Гумилевым, и тот приглашает его сотрудничать с журналом «Аполлон». В 1911 году в Киеве тиражом в 150 экземпляров вышла первая книга Лившица «Флейта Марсия». Название сборника взято из древнегреческого мифа: флейтист Марсий дерзнул вызвать на состязание Аполлона Кифареда. Аполлон (кто в этом сомневался?) победил Марсия и велел содрать с него кожу:
Да будет так. В залитых солнцем странах
Ты победил фригийца, Кифаред.
Но злейшая из всех твоих побед —
Неверная. О марсиевых ранах
Нельзя забыть. Его кровавый след
Прошел века. Встают, встают в туманах
Его сыны…
В книге «Флейта Марсия» играет бунтарский дух. И еще присутствует тяжелая эротичность:
Спеша, срываешь ты запястья с лодыжек.
И — вся нагая — ждешь, чтоб дикий дух огня
Свой тяжкий поцелуй на нас обоих выжег.
В декабре того же 1911 года состоялось знакомство Лившица с Давидом Бурлюком, который, можно сказать, затащил Бенедикта Лившица в футуризм, и он вошел в группу кубофутуристов «Гилея». Вот что вспоминал Давид Бурлюк: «Бенедикт Константинович Лившиц приехал в Гилею (Чернянка) зимой 1911 года, и после этого этот замечательный поэт, знаток русского языка, становится моим великим другом… От Б.К. Лившица я почерпнул настойчивые манеры точить и полировать строку стихотворную… Сам Бен, набросав стихотворение, перегонял его с листка на листок, пока на десятом не было оно уже чудом версификации». В отличие от стихийного потока словотворчества футуристов, Бенедикт Лившиц придавал большое значение композиции. Она у него всегда выверена и стройна. «Слова, взятые сами по себе, — писал он в 1925 году, — мертвый клад. Одного накопления и отбора речений еще недостаточно: необходимо умение располагать их в определенном порядке, необходим мужественный отказ от роскошного, экзотического или эмфатического слова в пользу слова простого и общеупотребительного, если применением последнего достигается разрешение задачи».
И хотя Бенедикт Лившиц принимал участие в скандальных футуристических сборниках «Пощечина общественному вкусу», «Дохлая луна», «Садок судей», «Рыкающий Парнас», «Молоко кобылиц» и в «Первом журнале русских футуристов», он не разделял леворадикальных взглядов своих соратников по перу и, по его выражению, «спал с Пушкиным под подушкой», поэтому сбрасывать «с парохода современности» никого не собирался. Бенедикт Лившиц даже внешне не походил на литературного бунтаря: «Я увидел весьма культурного, спокойного человека, который ничего не ругал», — вспоминал Эренбург о встрече с поэтом. Вскоре Бенедикт Лившиц окончательно рвет и с футуристами, и с «будетлянами» и подводит черту своему временному союзу с ними: «Футуризм сделал свое дело, футуризм может уходить». Отбросив «заумный язык», Лившиц создает свой энергетический и интеллектуальный.
В 1914 году выходит книга Лившица «Волчье солнце» (это еще авангардистский сборник), затем — «Болотная медуза» (а здесь уже полный разрыв со своими былыми соратниками, скачок от беспредметной поэзии к смысловой). «Болотная медуза» посвящена целиком Петербургу, этой гениальной ошибке Петра, как считал Лившиц. Одна из тем: противоборство культуры и стихии. Заутра бросится гонец
В сирень морскую, в серый вырез. —
И расцветает, наконец,
Златой адмиралтейский ирис.
Следующая книга Лившица — «Патмос» (1926). Патмос — греческий остров, место изгнания Иоанна Богослова, автора четвертого Евангелия и Апокалипсиса. И во всей вселенной истина одна,
И на земле ее раскрыли музы.
О жизни Бенедикта Лившица в Киеве вспоминает Юрий Терапиано: «Бритый, с римским профилем, сдержанный, сухой и величественный, Лившиц держал себя как „мэтр": молодые поэты с трепетом знакомились с ним, его реплики и приговоры падали, как нож гильотины. Он восхищался Блоком и не любил Есенина. Лившиц пропагандировал в Киеве „стихи киевлянки Анны Горенко" — Ахматовой и Осипа Мандельштама. Ему же киевская молодежь обязана открытием поэзии Иннокентия Анненского». Подверстаем дневниковые записи Корнея Чуковского из периода жизни в городе на Неве: 24 марта 1926 года — «Был вчера у милого Бена Лившица. Чудесные две комнатки, трехмесячный Кирилл, паштет, письма Бурлюка из Нью-Йорка и стихи, стихи…» 24 апреля 1926 года — «Был я у Бена Лившица. То же впечатление душевной чистоты и полной поглощенности литературой. О поэзии он может говорить по 10 часов подряд. В его представлении — есть ли сейчас в России замечательные люди, то это Пастернак, Кузмин, Мандельштам и Константин Вагинов…» Следующие книги Бенедикта Лившица: «Кротонский полдень» (1928), «Картвельские оды» (1935), «Оды» были написаны, но не изданы, «Оды» — дань увлечения Грузией.
В 1933 году вышла мемуарная книга «Полутораглазый стрелец», в которой была воспроизведена история русского футуризма с конца 1911 года до начала войны 1914 года. «Стрелец» вышел исключительно благодаря заступничеству Максима Горького. И что же это за стрелец? Бенедикт Лившиц объяснял так: «Навстречу Западу, подпираемые Востоком, в безудержном катаклизме надвигаются залитые ослепительным светом праистории атавистические пласты, дилювиальные ритмы, а впереди, размахивая копьем, мчится в облаке радужной пыли дикий всадник, скифский воин, обернувшись лицом назад и только полглаза скосив на Запад — полутораглазый стрелец!» Обратите внимание: дикие скифы все время появлялись на горизонте воображения и предчувствия у поэтов Серебряного века. 30-е годы оказались тяжелыми для Бенедикта Лившица, он выразился по этому поводу так: «У меня затянувшаяся перебранка с нынешним днем литературы, и, стоя на черной лестнице у распахнутой кухонной двери, я поджидаю шарканье его шагов». А если говорить иначе, не метафорически, рафинированный эстет и парнасец Бенедикт Лившиц оказался абсолютно не нужен новой советской литературе, с ее пафосом и барабанным боем. Все — только звук: пенорожденный брег,
Жена, любовь, судьба родного края,
И мы, устами истомленных рек,
Плывущие, перебирая…
Плывущие, без руководящей и направляющей роли партии?! Так не годится! И Бенедикту Лившицу перекрыли издательский кислород. Он только переводил и редактировал. Результатом этой работы стали две книги: «От романтиков до сюрреалистов» (1934) и «Французские лирики XIX и XX веков» (1937). От Ламартина до Кокто — таков был разлет переводов Бенедикта Лившица. Своя же лирика оставалась невостребованной. Когда-то, задолго до Октября, Лившиц блистательно перевел стихотворение французского поэта Мориса Роллина «Магазин самоубийства»: «Вот — верный пистолет… отточенные бритвы…
Веревка… хлороформ… Надежней не найти!
Попробуйте — клянусь: ни папские молитвы,
Ни лучшие врачи не смогут вас спасти!»
«Вот — яды разных змей… Растительные… Я бы
Советовал вам взять кураре… Иль вот тут —
Напиток, сваренный из сока кучелябы:
В одно мгновение он скрутит вас, как жгут».
«За каждый проданный снаряд самоубийства
Даем ручательство, и это не витийство.
Но лучшее из средств покинуть дольний мир». —
Он указал на дверь, заделанную в стену. —
«Ему научат вас за небольшую цену
Девица Осьминог и госпожа Вампир».
Поэт не подозревал, что пройдут годы и он попадет в «магазин» НКВД. 16 октября 1937 года Бенедикт Лившиц был арестован и осужден «без права переписки», то есть приговорен к расстрелу. В официальной бумаге написали, что он умер от сердечного приступа. Поэт не дожил трех месяцев до 52 лет. Под следствием, в тюрьме, из-за побоев и нервного потрясения Бенедикт Лившиц лишился рассудка — и по требованию следователей оговорил десятки неповинных (среди них — Николай Заболоцкий, Елена Тагер и другие). Отбыв свой срок, писательница Тагер рассказывала, что на очной ставке с Бенедиктом Константиновичем убедилась в его полной невменяемости. Когда тебя петлей смертельной
Рубеж последний захлестнет… — писал Бенедикт Лившиц в 1918 году.
|
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
