Бурно-разливной Серебряный век, как любая переходная эпоха, породил полярное разнообразие человеческих типов, соответственно, и поэтов, разных не только по степени таланта, но и по темпераменту и по психофизиологическому складу. Жеманно-интимный Кузмин и шумноголосый, наступающий на ноги и на горло Маяковский, расстегнутый нараспашку Есенин и застегнутый наглухо, надменный Ходасевич, тоскливо рыдающий Рюрик Ивнев и радостно-хмельной от жизненного бытия Василий Каменский. «Певец былинных богатырей, и сам богатырь, задорный по нраву, но добрый и чуткий к людям, — таким я вижу своего ровесника по эпохе и соседа по творчеству», — писал о Каменском Сергей Городецкий. Василий Каменский — самый мажорный из всех футуристов, для него футуризм был всего лишь веселой игрой. «Вечный искатель и звонарь молодости» — так характеризовал себя сам Каменский. А в стихотворении «Моя карьера» (1916) по-северянински представился: Поэт — мудрец и авиатор, Художник, лектор и мужик, Я весь изысканный оратор, Я весь последний модный шик. Звенит, как сонная аорта, Мой наркотический лиризм — Я от деревни до курорта Провозглашаю футуризм. Сама жизнь Каменского — это авантюрный роман в стиле Дюма, только главный герой — не мушкетер чести д’Артаньян, а любимый герой Каменского — Стенька Разин, анархист из анархистов. Сарынь на кичку! Кистень за пояс, В башке гудит. Разгул до дна… Разгул по-каменскому — это жизнь взахлеб в постоянном движении и изменении по полной программе: все перепробовать и все изведать. Первое появление на свет — и уже оригинальность: «Я родился в пароходной каюте деда — на Каме, меж Пермью и Сарапулом», — свидетельствовал Каменский в автобиографической книге со знаменательным заголовком: «Путь энтузиаста». В четыре года круглый сирота. Далее церковно-приходская школа и пермское городское училище. С одиннадцати лет «писал стихи о сиротской доле, о горестях человеческих, о несчастных. Сам писал, сам читал, сам ревел». Но это по детскости лет — в Некрасовы идти не собирался. В 16 лет начал работать конторщиком на Пермской железной дороге. При конторе была библиотека, и Каменский читал «запойно» все подряд, и «мечтал сделаться писателем». Однако молодого книгочея сманил театр: сцена более волнительная штука, чем конторская сидячая жизнь. На несколько лет Каменский стал актером (под псевдонимом Васильковский) и кочевал по российской провинции вместе с сезонными труппами. Играл в различных пьесах, типа «Убийство на почте» или «Притон четырех принцев», где согласно афише: «В пьесе 77 трансформаций, 21 выстрел, восемь убийств, четыре ограбления, два пожара, локомотив, пароход, пляска, пение, апофеоз». Провинциальная публика ревела от восторга. Встреча с Всеволодом Мейерхольдом положила конец театральным скитаниям. Мейерхольду приглянулся молодой человек с явными литературными способностями, и он посоветовал Каменскому бросить театр: — Да, да, лучше оставить, интереснее заниматься литературой, а провинциальный театр — болото, ерунда. Провинциальный театр отнимет все и ничего не даст. Но прежде чем вступить на литературный путь, Каменский хлебнул различной жизни: влюбился в севастопольскую гимназистку, в Николаеве спал у приятеля в похоронном бюро в гробу, поучаствовал в забастовке рабочих и посидел в тюрьме, совершил путешествие в Стамбул и Тегеран, в Петербурге поучился на сельскохозяйственных курсах, а уж потом начал резвиться (глагол именно для Каменского) в литературных садах. В 1908 году Каменский стал секретарем журнала «Весна», где познакомился со всеми петербургскими знаменитостями и «навеки подружился» с Давидом Бурлюком и Велимиром Хлебниковым. Но это не все. Учился живописи и участвовал в выставке «Импрессионисты». Вместе с Хлебниковым, Бурлюком и Еленой Гуро организовал группу «кубофутуристов» и выпустил скандальный футуристический сборник «Садок судей» (1910). Поиграл, натешился и увлекся новой идеей: авиацией. В феврале 1911 года Каменский приобрел моноплан типа «Блерио XI», и вот он уже летчик. Чтобы совершенствоваться в полетах, Каменский отправился в Париж на окончательную выучку к авиамэтру Луи Блерио, по возвращении из Франции получил диплом пилота-авиатора Императорского аэроклуба. В 1912 году Каменский совершал показательные полеты в России и Польше, а после полетов читал лекции об авиации. 29 апреля во время полета в Польше, в грозу, потерпел крушение и чудом остался жив. Аэроплан разбился, а Каменский отделался несколькими переломами, после чего «поэт всемирного динамизма, пришелец-вестник из будущего», как называл себя Каменский, поутих и уехал на Урал «зализывать раны». Охота, рыбалка и игра на гармошке полностью восстановили его силы. И снова Каменский бросился в волны футуризма. 11 ноября 1913 года в Москве в Политехническом музее Каменский принял участие в «Утверждении российского футуризма» — еще один вызов символистам. После вечера — длительное турне футуристов по российским городам и весям. Концерты, лекции, скандалы: «Желтая кофта Маяковского, аэроплан на моем лбу, собака на щеке Бурлюка, невероятные сверхстихи и горластые речи непризнанных гениев — все это до скрежета дразнило „в шик опроборенных" охранителей эстетики в духе парфюмерного символизма», — писал Каменский. Сам Каменский почти всюду читал своего «Степана Разина», запрещенного цензурой за «восхваление атамана разбойников»: «Сарынь на кичку!» Ядреный лапоть Пошел шататься По берегам. Сарынь на кичку! В Казань! В Саратов! В дружину дружную На перекличку, На лихо лишное Врагам! Сарынь на кичку! Явный эпатаж. И пощечина общественным вкусам. Но молодецкие силы распирали Васю Каменского, и хотелось разгуляться вовсю, не случайно его обращение к дружку Маяковскому: Дай бог здоровья себе да коням! Мы на работе загрызем хоть кого! Мы не сгорим, на воде не утонем, Станем — два быка — вво! Это было написано в 1915 году. А за год до этого знаменитое «Танго с коровами», которое начинается с признания, что «жизнь короче визга воробья», а посему: Ну вас — к черту — Комолые и утюги! Я хочу один-один плясать Танго с коровами… Коровы, лошади… Во время своих цирковых выступлений в Тифлисе в 1916 году Каменский выезжал на арену на белой лошади в костюме Стеньки Разина и декламировал свои стихи, все тоже грозно-лихое «Сарынь на кичку!». Как ни странно, но с революцией ухарство Каменского стало сходить на нет. Правда, всплески еще были, вроде «Декрета о заборной литературе, о росписи улиц, о балконах с музыкой, о карнавалах искусств». Но дальше все как-то застопорилось, хотя Каменский и провозглашал: Я — машинист паровоза Союза, Я — капитан корабля «Социал». Каменский много писал: книги «Звучаль веснянки», автобиографическая «Его-моя биография», мемуары «Путь энтузиаста» (1931) и «Жизнь с Маяковским» (1940), поэмы о Каме, «Урал», «Колхозная честь» (1937), романы «Скандальный мертвец» (1927), «Пушкин и Дантес» (1928), прозаические произведения переделывал в пьесы, где не Дантес убивал Пушкина, а Пушкин убивал Дантеса, и т. д. Но все писания Каменского, по справедливому утверждению критиков, оставались за пределами большой литературы. Революция была давно забыта, в СССР строилась новая империя, которой был нужен большой имперский стиль, а не художественное новаторство, и поэтому формула Каменского «Поэзия — праздник бракосочетания» уже никак не работала. Звени, знойный, разудалый, русский алый день. Звездидень! Звездидень! — это никого не трогало и никого не интересовало. Стихи Каменского стали отыгранной лирической картой. Что касается истинных знатоков, то Каменский их давно перестал интересовать. Примечательна запись в дневнике Корнея Чуковского в марте 1922 года: «Сегодня я писал о Вас. Каменском. Это все равно, что после дивных миниатюр перейти к маляру». Маляр — это Каменский, а кто автор «дивных миниатюр»? Американский писатель Генри Джеймс. Свое 60-летие Каменский встретил в тбилисской больнице, где ему ампутировали ногу (застарелый тромбофлебит). Через год — вторую. Но даже будучи инвалидом, Василий Васильевич сохранял бодрость духа. И продолжал писать без каких-либо трагических нот. До конца своих дней Каменский был в упоении языковой стихией и пребывал в безудержном «песне-пьянстве». Творил оставшуюся незаконченной поэму «Ермак Тимофеевич». Ко всем недугам прибавился и тяжелый инсульт. В середине 50-х годов, владея только одной левой рукой, Каменский в Сухуми, куда его вывезли, рисовал веселые пейзажи в стиле народных примитивов. И еще он любил рисовать летящих птиц, очень напоминающих самолеты. Богатырь, веселый футурист и «голубоглазый летчик» скончался в Москве, в возрасте 77 лет. «Чурлю-журль» отзвенел и отсмеялся.
|