Серебряный век породил массу эстетной, рафинированной литературы. Ею наслаждались люди в основном образованные, хорошо ориентирующиеся в истории, религии и искусстве. Ну, а публика помоложе и попроще, и в частности женщины, — что читали они? Вербицкую и Чарскую — именно эти две писательницы стояли у истоков массовой литературы. О Вербицкой мы уже говорили, настал черед Чарской. Родилась Чарская в семье военного. Закончила Павловский женский институт. Увлеклась театром и после окончания драматических курсов в 1898 году была принята в труппу Александрийского театра, на сцене которого играла более 20 лет, в основном вторые-третьи роли, так и не сумев покорить петербургского зрителя. Но Чарская покорила читателя, и не только петербургского, а российского. В 1902 году вышла ее первая книга «Записки институтки», — и сразу бешеный успех, книга стала, как мы сейчас говорим, бестселлером. Издатель Маврикий Вольф мгновенно понял, что книги Чарской — это золотая жила, и заключил с писательницей выгодный для себя договор: львиную долю прибыли себе и малую часть — Чарской. Всего Чарская написала около 80 книг — романы, повести, рассказы и даже стихи, последние выходили у нее весьма слабыми и сентиментальными: Вышла сиротинка ранним утром в поле,
 Много увидала цветиков на воле,
 Цветиков душистых: розовую кашку,
 Синюю фиалку, белую ромашку…
 
 Проза была явно лучше за счет увлекательного сюжета и повышенной эмоциональности. В основном книги Чарской были рассчитаны на малышей и юношество. Особенно удавалось Чарской описание жизни воспитанниц закрытых учебных заведений и гимназисток — «Княжна Джаваха» (1903), «Люда Влассовская» (1904), «Записки сиротки» (1907) и другие книги Чарской были рекомендованы Министерством народного образования для библиотек школ и гимназий. «Обожаемая Лидия Алексеевна» была кумиром гимназисток, а ее персонажи — смелая и гордая Нина Джаваха (кстати, Марина Цветаева воспела ее в одном из своих стихотворений) и мягкая Люда Влассовская — ходили в героях у подрастающего поколения. Профессиональные критики недоумевали: «За что дети любят и обожают Чарскую?» «Обожание книг Чарской — только грозный признак того, что мы на распутьи…», — бил в набат один из критиков. Но больше всего досталось писательнице от Корнея Чуковского, который выступил в сентябре 1912 года в газете «Речь» с разгромной статьей по поводу книг Чарской и назвал ее «гением пошлости». Справедливо ругая писательницу за отдельные стилистические огрехи и определенную банальность сюжетов, за обилие поцелуев, слез и обмороков, Чуковский все же не ответил на главный вопрос, почему Чарскую читали взахлеб? А ответ был прост: книги Чарской затрагивали самые чувствительные струны в восприятии юных читательниц, заставляя их сопереживать и сострадать героям книг, подражать их искренности, доброте, вместе с ними мечтать, любить и верить, что добро обязательно победит зло. Чарская писала добрые книги и в этом был корень их популярности. Октябрьская революция поставила крест на доброте. Книги Чарской были признаны социально вредными. Затем были запрещены и изъяты из библиотек. Однако еще долго наиболее любимые повести Чарской, переписанные от руки, ходили среди читателей. Сама писательница, больная туберкулезом, крайне бедствовала, и сердобольный Корней Чуковский, простив ее прежние «грехи», включил Чарскую в список писателей, нуждающихся в помощи, вместе с Сологубом, Ивановым-Разумником, Горнфельдом, Ахматовой и другими. На дворе стоял 1924 год. Увы, Чарской уже никто не мог помочь. Кое-как она перебивалась детскими рассказами в журналах «Чиж» и «Еж», но печатали эти рассказы только под псевдонимом: Чарская для советской литературы не существовала. В одной из последних рецензий на ее творчество Федор Сологуб писал: «Чарская имела большую дерзость сказать, что дети не нуждаются ни в воспитании, ни в исправлении от взрослых…» Но именно в этом и был заключен литературный «криминал»: в новой России дети должны были строго слушаться старших, сбиваться в пионерские стаи и шагать в едином строю, звонко распевая песню: «Взвейтесь кострами, синие ночи. Мы — пионеры — дети рабочих…» Юная княжна Джаваха, которая так понравилась Марине Цветаевой, вынуждена была сойти с исторической сцены и уступить место двум Павлам — Павлику Морозову и Павке Корчагину. Именно об этом я с грустью подумал, когда случайно на горе в районе курортного городка Адлер столкнулся с одиноким памятником Чарской — каменный могильный четырехугольник, заросший травой и заброшенный людьми. Правда, было это в 1975 году. Может быть, сейчас все изменилось и время пошло вспять — от следователя Каменской к княжне Джавахе? Но это вряд ли…