Кадзуо Исигуро — британский писатель японского происхождения. Он родился в Нагасаки 8 ноября 1954 г. В 1960 г. семья Исигуро эмигрировала в Британию — отец Кадзуо начал исследования в Национальном институте океанографии. Образование Кадзуо получил в гимназии для мальчиков. Поначалу о литературной карьере Исигуро не думал. Он мечтал стать музыкантом, играл в клубах, посылал демозаписи продюсерам, но все эти попытки успехом не увенчались. Любовь к музыке позже найдет свое отражение в романах автора, пройдет лейтмотивом в таких произведениях, как, например, «Не оставляй меня» (2005) и «Ноктюрны: пять историй о музыке и сумерках» (2009).

В 1978 г. Кадзуо получил степень бакалавра в Кентском университете. Был социальным работником в Лондоне. В 1980 г. стал магистром искусств в университете Восточной Англии. Исигуро также является выпускником литературного семинара, которым руководил Малькольм Брэдбери. В начале своего 30-летия Исигуро пишет слова для альбома джазовой певицы Стейси Кент под названием «Завтрак в утреннем трамвае». Все это, безусловно, формировало личность автора и постепенно подготавливало его к литературной деятельности.

Несмотря на довольно долгую и продуктивную писательскую деятельность, публикаций его произведений и информации о нем на русском языке не так уж много. В основном это биографические данные, несколько интервью, краткие аннотации к его книгам и, собственно, семь произведений. Все семь произведений — романы: «Там, где в дымке холмы» (1982), «Художник зыбкого мира» (1986), «Остаток дня» (в другом переводе — «На исходе дня», 1989), «Безутешные» (1995), «Когда мы были сиротами» (2000), «Не отпускай меня» (вариант перевода — «Не оставляй меня», 2005) и «Ноктюрны: пять историй о музыке и сумерках» (или — «Ноктюрны: пять историй Музыки и Наступления ночи», 2009). В настоящее время список этот был пополнен переводом на русский язык двух его рассказов, которые он написал еще в 80-е годы: «Деревня после заката» и «Семейный ужин». Даже без учета рассказов (количество которых, кстати, не менее полутора десятков) наследие весьма внушительное.

Стоит признать, что Исигуро — фигура значимая и представляющая интерес в контексте изучения современных литературных произведений в целом и стилистики данного писателя в частности. На него следует обратить внимание уже хотя бы потому, что еще ни одному писателю не удавалось настолько органично соединить в своих романах два абсолютно разных, не похожих друг на друга менталитета: японский и британский. Возможно, именно этот феномен Исигуро как автора и является основой читательского и критического интереса к его произведениям. Недостаток же информации о нем, вероятно, можно объяснить довольно медленным и постепенным его восхождением на литературную арену. Как бы там ни было, заслуги его на писательском поприще вполне очевидны: уже одна Букеровская премия 2005 г. за роман «Остаток дня» говорит о многом.

Литературная карьера Кадзуо Исигуро началась в 1981 г. с публикации трех рассказов в антологии «Introduction 7: Stories by New Writers». В 1983 г., вскоре после публикации своего первого романа, он был выдвинут на грант в как один из «Лучших молодых британских писателей». То же поощрение за эти же достижения он получил и в 1993 г. Исигуро награжден премией «Уитбред» за свой второй роман «Художник зыбкого мира» и Букеровской премией за «Остаток дня». Кроме того, «Когда мы были сиротами» и «Не отпускай меня» также номинировались на Букеровскую премию.

Первый роман, «Там, где в дымке холмы» (1982), повествует об Эцуко, живущей в Англии вдове из Японии. После самоубийства дочери ее преследуют воспоминания о разрушении и восстановлении Нагасаки. Вторым романом был «Художник зыбкого мира», где через рассказ обремененного собственным военным прошлым художника Мацуджи исследуются отношения японцев ко Второй мировой войне. Этот роман стал книгой года в Великобритании. Третий роман Исигуро, «Остаток дня» (1989), рассказывает историю пожилого английского дворецкого. Это монолог-воспоминание на фоне угасания традиций, приближающейся мировой войны и подъема фашизма. Роман был удостоен Букеровской премии. При этом члены Букеровского комитета проголосовали за роман единогласно, что случается нечасто. Критики отмечали, что японец написал «один из самых английских романов XX века». Его сравнивали с Джозефом Конрадом и Владимиром Набоковым, которым тоже удалось создать классические произведения на неродном для них языке. По роману «Остаток дня» снят имевший значительный успех фильм с Энтони Хопкинсом и Эммой Томпсон в главных ролях. Фильм в российском прокате шел под названием «На исходе дня».

Учитывая разноплановость и масштабность выбранных автором тем, затрагивающих целые исторические и социальные пласты, и осмысление их с точки зрения указанного выше органичного сплетения двух культур, можно утверждать, что в этом, бесспорно, и состоит одна из писательских и мировоззренческих особенностей Исигуро. Суть своего творчества сам автор представляет так: «Моя цель — писать "международные романы”. Что такое "международный роман”? Это роман, мировоззренчески близкий самым разным людям, где бы они ни жили. Герои его могут действительно порхать с континента на континент, а могут всю жизнь прожить в родной деревне». Именно это признание Кадзуо Исигуро позволяет максимально глубоко понять и раскрыть основную идею каждого из его романов. Автор действительно пишет «международные романы»: фабулы затрагивают определенные исторические пласты, события которых способны вызвать отклик в любом читателе, герои представлены в постоянной рефлексии, они развиваются и существуют по законам своего времени, каждое произведение наполнено глубоким социальным контекстом. По мере появления новых романов все перечисленные тенденции расширяются и углубляются. Каждое новое произведение Исигуро — это целый мир, которому веришь и которому сочувствуешь, проникаясь им все больше. В 1995 г. был опубликован наиболее сложный по стилистике роман Исигуро «Безутешные», стоящий особняком по отношению ко всем другим его творениям. Он наполнен многочисленными литературными и музыкальными аллюзиями. Действие этого романа происходит в неназванной центральноевропейской стране и в наше время, тогда как все предыдущие работы Исигуро были наполнены реминисценциями прошлого. Действие романа «Когда мы были сиротами» (2000) разворачивается в Шанхае в первой половине XX в. Это история расследования частным детективом таинственного исчезновения его родителей 20 лет назад. Здесь Исигуро вернулся к своему излюбленному приему блуждания в прошлом. Следует отметить, что все произведения автора созданы путем переплетения прошлого с настоящим. Исигуро создает сюжет, начиная говорить о настоящем, и периодически вписывает в него фрагменты прошлого, обращая пристальное внимание на самые мелкие и на первый взгляд незначительные детали. Таким образом, по мере прочтения его произведений информация подается небольшими порциями, за счет чего картина все более расширяется и достигает своей полноты лишь к развязке. Это придает текстам особый, не похожий на другие, аналитический характер и задумчивое, зачастую минорное, настроение. Этому настроению способствуют и великолепные пейзажные зарисовки, непосредственно связанные с эмоциями или философскими размышлениями героев: «…я обнаружил в городе много дивных мест; не раз и не два проходил я очаровательными кварталами, где стоят старые дома с деревянными фасадами, и пересекал каменные пешеходные мостики, переброшенные через многочисленные речушки, каковыми изобилует этот город. Не преминул я, разумеется, осмотреть и прекрасный собор <…> И все же, сидя сейчас в этой тихой комнате, я нахожу, что самым сильным моим впечатлением от первого дня путешествия останется не Солсберийский собор и не какая-нибудь иная достопримечательность этого города, но, пожалуй, чудесная панорама всхолмленной английской земли, открывшаяся мне нынче утром. Нет, я охотно допускаю, что в других странах найдутся ландшафты много эффектнее <…> великолепные каньоны и водопады, восхитительные зубчатые утесы. Мне, конечно, не привелось воочию полюбоваться на эти дива, но тем не менее я не без основания рискну утверждать: английский ландшафт в своем совершенстве — каким я видел его нынче утром — обладает качеством, которым никоим образом не могут похвалиться ландшафты других краев, сколь бы захватывающими ни казались они на поверхностный взгляд. По глубокому моему убеждению, это качество бросится в глаза любому непредвзятому наблюдателю, поскольку оно отличает английский ландшафт от всех прочих на свете как дарующий самое полное душевное удовлетворение. Вероятно, точнее всего это качество можно определить словом "величие”. Поистине, когда я утром стоял на том высоком уступе и обозревал раскинувшиеся передо мной земли, я отчетливо испытал редкое чувство, которое не спутаешь ни с каким другим, — чувство человека перед лицом величия. Свою родину мы называем Великобританией, и кое-кто может посчитать это нескромным. Однако я осмелюсь утверждать, что один наш ландшафт уже оправдывает это высокое определение» («Остаток дня»).

Еще одной особенностью Исигуро можно назвать открытые финалы. Автор раскрывает перед читателем жизнь своих героев во всей ее полноте, возвращаясь в прошлое, чтобы объяснить их поступки в настоящем, наметить причинно-следственные связи, но финал неизменно открыт: «Перед окончанием разговора я обронил: «Люблю тебя», но таким небрежным, обыденным тоном, каким прощаются по телефону с супругой. Хелен сделала паузу — секунды на две-три — и произнесла те же слова тем же тоном. Потом повесила трубку. Бог знает, что все это означало. Теперь ничего не остается делать, как только дожидаться, когда снимут повязки. А что потом? Может, Линди и права. Может, как она говорит, мне нужно поискать новые перспективы, а жизнь так богата, что одной любви бывает мало. Может, и в самом деле для меня настал поворотный пункт и впереди меня ждет высшая лига. Может, Линди и права». («Ноктюрны: пять историй о музыке и сумерках»).

Читатель, и без того проникшийся грустно-философским настроением, к финалу произведения лишь подведен к определенной черте, за которой — множество путей. Один из этих путей просматривается более четко и очевидно, однако не исключает всех остальных. Читатель волен развивать мысли в заданном направлении или же не согласиться с автором и придумать свой финал, отчего создается впечатление, что книга не кончилась, а продолжает существовать в реальном времени, и ее сюжет бесконечно ширится и развивается. Учитывая вышеизложенное, пожалуй, будет уместно сказать даже не просто об открытых финалах, а о так называемых закрыто-открытых, и это тоже играет важную роль в изучении мировоззренческих и стилистических тенденций автора.

Вполне возможно, что именно эти стилистические особенности служат стимулом к экранизации романов Исигуро. Режиссеры единогласно признают, что его тексты являются своего рода развернутыми сценариями, и при съемках фильмов стараются максимально сохранить атмосферу, созданную автором.

Итак, все вышеперечисленные особенности написания романов позволяют нам говорить о так называемом феномене автора. Феномен этот заключается в стилистике Исигуро. Именно своеобразная манера написания, построения сюжетов на основе органичного сочетания японской философичности с британской сдержанностью и чувством собственного достоинства, переплетение прошлого и настоящего, детальность описания, рефлексия героев и закрыто-открытые финалы, — все это привлекает внимание читателей и критиков к личности Исигуро. «Исигуро — один из самых блестящих стилистов нашего времени», — пишет Майкл Ондатже, автор романа «Английский пациент».

Примечательно, что для своих книг Кадзуо Исигуро выбирает героев, на первый взгляд неприметных в толпе, однако у каждого из них есть какая-то идея, ради которой они живут, а та жизненная ситуация, в которой они оказались, делает их особенными, абсолютно не похожими на других индивидуальностями. Мастерство автора проявляется и здесь: в романах Исигуро не найдешь подробного описания внешности и характера героев, их образ постепенно складывается в сознании читателя через все те же детали их прошлого и настоящего. Персонажи оживают медленно, штрих за штрихом, автор неторопливо и порционно готовит читателя к тому, что с ними произойдет, и эта неторопливость приводит к полному проникновению в атмосферу романа, стиранию грани между настоящей реальностью и реальностью, созданной писателем.

Каждый новый роман Исигуро — это роман, в котором затронута и осмыслена проблема человека, каждая новая творимая реальность — реальность глубоко философская и социальная, скорее умножающая вопросы, чем отвечающая на них. Однако именно такой авторский угол зрения и делает писателя самобытным и интересным, именно с помощью него достигается необходимый эффект воздействия на читателей.

Исигуро с полным правом можно назвать одним из самых лучших стилистов нашего времени. Его произведения переведены более чем на 30 языков мира, в том числе и на русский («Остаток дня», «Когда мы были сиротами», «Не отпускай меня», «Там, где в дымке холмы» и другие произведения).

Мировоззренческую канву каждого писателя, в принципе, можно подать с помощью освещения какого-то одного — ключевого, или знакового — текста. В случае с Исигуро эта задача и проста, и сложна одновременно. Причина одна: сразу несколько произведений «просятся» выступать в такой роли. С одинаковым успехом это можно сделать, скажем, с романами «На исходе дня», «Безутешные» и «Не оставляй меня». Как было сказано выше, все романы Исигуро объединяет принцип совмещения прошлого и настоящего времен. Если вчитываться в тексты еще глубже, то вполне очевидным окажется и то, что произведения связаны еще и особой логикой самих героев. Все они, — будь то дворецкий Стивенс в романе «На исходе дня», Кэти из «Не оставляй меня», или известный пианист Райдер в «Безутешных» — мысленно возвращаясь в свое прошлое, вспоминая какие-то моменты своего детства и юности, сопоставляют эти факты с фактами настоящего, как будто сверяют последнее на предмет собственной удовлетворенности или неудовлетворенности жизнью. Каждого из них сложившаяся жизненная ситуация неумолимо заставляет до мелочей анализировать свою судьбу и отвечать на вопрос: «Ради чего это все было?»

Все герои находятся в той кризисной ситуации подведения итогов, в которой человек должен безошибочно определить, не зря ли он прожил свою жизнь. Это время — своеобразный «исход дня», финальная черта, когда после осмысления пройденного либо наступает утешение, либо нет. Поэтому для максимально полного осмысления основных авторских идей и мировоззренческих доминант выбран роман «На исходе дня».

Это повествование о жизни дворецкого Стивенса, представленное от первого лица, что вызывает прочные ассоциации с дневниковыми записями. В романе «На исходе дня» (или в другом переводе — «Остаток дня») даны личные переживания главного героя, его оценочные характеристики происходящих событий и окружающих людей и, кроме того, — наряду с фактическим изложением присутствует четко просматриваемый субъективный эмоциональный фон. Особенно ярок он, когда Стивенс рассуждает о предназначении дворецкого, о его истинной цели и долге и о своем прежнем хозяине. В самом конце произведения, когда пожилой, проживший весьма насыщенную жизнь дворецкий подводит ее итоги, философичность и эмоциональность достигают наивысшей точки. И вновь в финале — смесь английского представления о достоинстве и долге и японская спокойная мудрость в постижении себя, мира и себя в этом мире.

Данный роман — философское, тонкое и пронзительное повествование о жизни дворецкого, преданного своему хозяину и своей профессии настолько, что они ему дороже благоустройства собственной жизни. И лишь на ее закате, когда он анализирует все случившееся с ним, шаг за шагом, к нему вдруг приходит ошеломляющее осознание того, что, возможно, нужно было поступать совсем по-другому…

Роман написан в привычной для автора повествовательной манере, сочетающей в себе два времени (прошедшее и настоящее), с повышенной детализацией и хронологическими возвратами. Как и в ситуации с другими романами Исигуро, полная картина складывается лишь в конце произведения, когда все факты и детали расставлены по своим местам и остается только подвести итог всему сказанному. Общее настроение «На исходе дня» также привычно минорное. Однако в отличие от романа «Не оставляй меня», где на протяжении довольно большой части текста читатель уже знает о безвыходной ситуации героев-доноров, которые должны отдать свои органы нуждающимся в них больным и умереть, и наблюдает за ее развитием в этом аспекте, минор «На исходе дня» ощущается далеко не сразу. Начинает ощущаться он с момента встречи Стивенса с мисс Кентон и остается до конца произведения.

Кажется, что по-настоящему задуматься о своей собственной жизни Стивенса подталкивает именно диалог с мисс Кентон на автобусной остановке: «Мы несколько минут помолчали, и тогда я наконец, собравшись с духом, сказал:

— Прошу прощения, миссис Бенн, но мы, должно быть, теперь не скоро увидимся. Может, вы разрешите задать вам один вопрос довольно личного свойства. Вопрос, который давно уже не дает мне покоя.

— Разумеется, мистер Стивенс. Мы же с вами как-никак старые друзья.

— Мы и вправду, как вы заметили, старые друзья. Мне просто хотелось спросить об одной вещи, миссис Бенн. Прошу вас, не отвечайте, если вопрос покажется вам неуместным. Но дело в том, что из писем, которые я от вас получил за все эти годы, и особенно из последнего вашего письма можно было заключить, что вы — как бы это лучше сказать? — не очень счастливы. Я просто подумал, может, с вами плохо обращаются. Прошу прощения, но, как я сказал, это давно не дает мне покоя. Глупо было бы заехать в такую даль, увидеться с вами и даже не спросить.

— Мистер Стивенс, вам незачем так смущаться. В конце концов мы же с вами старые друзья, правда? Я очень тронута, что вас это так волнует, и могу полностью вас успокоить. От мужа я ни разу ни в чем не видела плохого обращения. Он человек совершенно незлой и невздорный.

— Признаюсь, миссис Бенн, что от ваших слов у меня камень с души свалился.

Я высунулся под дождь поглядеть, не идет ли автобус.

— Вижу, мой ответ вас не очень успокоил, мистер Стивенс, — заметила мисс Кентон. — Вы мне не верите?

— Ну что вы, миссис Бенн, дело совсем не в этом. Но факт — он и остается фактом: все эти годы вы, похоже, были не очень счастливы. Другими словами — вы уж меня простите, — вы несколько раз принимали решение бросить мужа. Но если он не обращается с вами дурно, то… то непонятно, отчего вы несчастливы» («Остаток дня», гл. «День шестой — вечер. Уэймут»).

Именно в этот момент картина, которая до этого диалога складывалась в представлении читателя, принимает другой ракурс. Невольно вспоминаются все диалоги Стивенса и мисс Кентон (а к моменту их встречи — миссис Бенн) еще во времена их совместной работы в Дарлингтон-холле, совершенно по-другому трактуется ее поведение по отношению к дворецкому. Читатель (если не догадывался ранее) начинает смутно догадываться, что, возможно, Стивенс для мисс Кентон все это время был не просто сослуживцем и человеком, с которым можно поговорить. Скорее всего она была в него влюблена. Эта догадка подтверждается дальнейшим развитием диалога: «Я снова высунулся под дождь. Наконец мисс Кентон произнесла у меня за спиной:

— Ну как мне вам объяснить, мистер Стивенс? Я и сама не совсем понимаю, почему на меня находит такое. Но я и в самом деле три раза от него уходила. — Она сделала паузу, а я стоял, не отрывая взгляда от полей за дорогой. Потом она продолжала: — Вероятно, мистер Стивенс, вы спрашиваете о том, люблю я мужа или нет?

— Что вы, миссис Бенн, я бы не осме…

Но я чувствую, мистер Стивенс, что должна вам ответить. Как вы справедливо сказали, мы теперь навряд ли скоро увидимся. Да, я люблю мужа. Сперва не любила. Сперва долго не любила. Когда я много лет тому назад ушла из Дарлингтонхолла, я не понимала, что ухожу всерьез и совсем. Может, я считала это всего лишь очередной уловкой, чтобы расшевелить вас, мистер Стивенс. А когда я сюда приехала и вышла замуж, тут-то меня и проняло. Долгое время я была очень несчастна, очень, очень несчастна. Но годы убегали, война началась и закончилась, Кэтрин выросла, и вот однажды до меня вдруг дошло, что я люблю мужа. Живешь-живешь с человеком и, оказывается, привыкаешь к нему. Он человек надежный и добрый, и — да, мистер Стивенс, я научилась его любить.

Мисс Кентон помолчала и продолжала:

— Но это вовсе не значит, конечно, что время от времени не бывают минуты — минуты крайнего одиночества, — когда думаешь: «Господи, что же это я сделала с моей жизнью». И приходят мысли о том, что ведь могла бы быть и другая жизнь, посчастливее. Я, например, любила думать о той жизни, которую могла бы прожить с вами, мистер Стивенс. Вот тут-то я, вероятно, начинаю беситься из-за какого-нибудь пустяка и ухожу. Но всякий раз быстро понимаю, что мое настоящее место — рядом с мужем. В конце концов упущенного не воротишь. Нельзя же всю жизнь думать только о том, что могло бы быть. Пора понять, что жизнь у тебя не хуже, чем у других, а может, и лучше, и сказать спасибо.

По-моему, я не сразу ответил, потому что эти слова мисс Кентон тоже не сразу дошли до меня в своем полном значении. Больше того, как вы можете догадаться, их тайный смысл породил во мне известные сожаления. А если честно — чего уж скрывать? — в эту минуту у меня разрывалось сердце. Однако я быстро взял себя в руки, обернулся и сказал с улыбкой:

— Вы совершенно правы, миссис Бенн. Как вы верно заметили, упущенного не воротишь. Я не мог бы спокойно спать, если б знал, что подобные мысли омрачают жизнь и вам, и вашему мужу. Каждый из нас, как вы говорили, должен сказать спасибо за то, что имеет. А судя по вашим словам, миссис Бенн, у вас есть основания быть довольной. Пожалуй, я даже рискну предположить — после того как мистер Бенн удалится от дел и пойдут внучата, вас с мужем ожидают очень счастливые годы. И не позволяйте впредь никаким глупым мыслям мешать счастью, которого вы заслуживаете.

— Конечно, вы правы, мистер Стивенс. Вы очень добры.

— Похоже, идет ваш автобус, миссис Бенн» («Остаток дня», гл. «День шестой — вечер. Уэймут»).

Итак, миссис Бенн была влюблена в дворецкого Дарлингтон-холла — Стивенса — и скорее всего останется влюбленной в него всю жизнь. И у Стивенса тоже были к ней определенные чувства. Об этом говорят детали в приведенном текстовом фрагменте: дворецкий периодически высовывается под дождь и смотрит, не едет ли автобус, что выдает читателю сильное смущение героя, то, что он нервничает и собирается с мыслями. Судьба распорядилась так, что вместе они не были и уже не будут. Эти сюжетные детали позволяют максимально раскрыть переживаемые героями гаммы чувств.

Когда герой говорит о том, что «в эту минуту» у него «разорвалось сердце», начинается нечто похожее на поворотный момент в его жизни. На протяжении его работы в Дарлингтонхолле с ним случилось много событий: прислуживание за столом во время ответственных приемов в доме его хозяина, в чистоту и нравственность которого он так верил, непростые и временами причудливые нюансы взаимоотношений с мисс Кентон, смерть отца. И всегда главным для него оставался долг дворецкого, его он ставил превыше всего. В конце концов оказалось так, что жизнь будто прошла мимо него. То, во что он верил, не дало ему ни семейного счастья, ни близкого человека рядом. Да, он всегда был честным, высоконравственным человеком, его можно назвать замечательным дворецким, одним из таких, о которых он рассуждал. Но он одинок. Одиноки по-своему и все герои Исигуро: оставшаяся одна после смерти двух лучших друзей Кэти, знаменитый Райдер, никогда не знавший, что такое радость полноценной семьи, герои «Ноктюрнов…», лишенные того же счастья, что и Райдер, Кристофер и Сара, в конечном итоге нашедшие себе приют в этом мире, но время от времени испытывавшие щемящую тоску.

«На закате дня» Стивенс вдруг понял, что вся его долгая, насыщенная событиями жизнь прошла не так, как бы того хотелось. У него никогда не было ощущения истинного счастья, он не влюблялся, а вернее — не позволял себе даже думать о том, чтобы влюбиться (и именно поэтому игнорировал все знаки внимания, оказываемые ему мисс Кентон), он не простился с отцом перед его смертью (в этот день он прислуживал хозяину на одном из самых важных обедов), он будто бы по-настоящему и не жил. Сердце его разрывалось именно от осознания всего этого, причем осознания моментального, от которого буквально бросает в дрожь. Большая часть жизни прожита, а у него нет всего того, что есть у обычных людей, что составляет основу такой жизни, которая «прожита не зря». И единственная гордость Стивенсона — его нравственность и сильно развитое чувство долга. Как и герои в романе «Не оставляй меня», герои этого произведения (и Стивенс, и мисс Кентон) наделены нравственным сознанием. Именно оно является определяющим фактором их поступков. И поэтому мисс Кентон вопреки своей привязанности осталась с мужем, а Стивенс, вопреки, пожалуй, едва ли не всем законам жизни, остался в одиночестве. Долг — превыше всего. Примерно то же происходит и с Кэти в романе «Не оставляй меня»: «…и отправилась туда, где мне положено быть». Стоит ли приносить такую жертву во имя долга? — это открытый авторский вопрос, формулируемый Исигуро на протяжении едва ли не всех произведений. Схожее чувство долга испытывает и Райдер, когда решает, что у Бориса, его сына, должно быть счастливое детство. Осознание долга расследовать таинственное исчезновение родителей движет Кристофером в ходе сюжета «Когда мы были сиротами». При желании можно, пожалуй, даже поменять названия романов — «Не оставляй меня» и «На исходе дня» — местами, и это придаст им дополнительный смысловой оттенок. Во всем этом реализуется исигуровская интертекстуальность и своеобразная преемственность тем. Но если в романе «Не оставляй меня» мы видим, что героиня готова к своей судьбе и принимает ее практически безропотно, то в финале «На исходе дня» герой-дворецкий сомневается в безоговорочной правильности выбранного им пути. Сомнение и горечь настигают героя, когда он приходит вечером на мол и ждет, когда зажгутся фонари. Своими чувствами он делится с совершенно случайным знакомым: «Дело, видите ли, в том, — сказал я, нарушив молчание, — что все лучшее я отдал лорду Дарлингтону. Отдал все лучшее, что у меня было, и теперь у меня… в общем… оказалось, что у меня не осталось почти ничего, что можно отдать».

Эти слова Стивенса — квинтэссенция смыла романа. Всю свою жизнь он отдал служению другому человеку — своему хозяину. Все это время он поступал так, как, по его мнению, должен был поступать настоящий «великий дворецкий», т. е. уметь при любых обстоятельствах подавлять свои эмоции и исполнять долг. Нравственное сознание, являющееся определяющей чертой исигуровских героев, всегда ставит перед ними выбор: дать волю своим чувствам или, вопреки им, исполнить свой долг. Это сближает персонажей «Не оставляй меня» и «На исходе дня» с классицистическими персонажами, а сами романы — с произведениями эпохи классицизма, в которой непременно рассматривался конфликт чувства и долга, и более того — долг, как правило, побеждал. Однако автор показывает читателю людей, чей конфликт чувства и долга являет собой личную драму персонажей. Выбрав долг, они по крупицам упускают свою полноценную, счастливую жизнь, проигрывают ей. И герои «Не оставляй меня», и Стивенс во что-то верили, но действовали так, как им диктовалось извне. В какой-то момент это «надиктованное» им они стали выдавать за свой, личный выбор, однако, по сути, субъективным выбором это не являлось. Поэтому Стивенс и говорит, что не может даже утверждать, что «сам виноват в своих ошибках», ведь совершал он их, руководствуясь точкой зрения «как должно быть», а не «как я хочу». И вот теперь, «на исходе дня», на закате собственной жизни, когда силы, необходимые ему, чтобы оставаться таким же блистательным дворецким, каким он был в молодые годы, покидают его, он не может даже сохранить то единственное, что у него осталось, ради чего он отказался от всего прочего, — способность быть незаменимым на службе у хозяина. Исигуро подводит читателя к мысли, что долг, безусловно, важен, однако, кроме долга, в жизни (как бы банально это ни звучало) важна и сама жизнь.

Возникает вполне логичный вопрос: утешаются или нет герои Исигуро, анализируя свои поступки и следствия этих поступков, находясь «на исходе дня»? Рассуждения главного героя «Безутешных», вспоминающего моменты своего детства, выливаются в рассуждения о счастливой семье, о ее необходимости для каждого. Как человек, никогда этого не имеющий, Райдер остро чувствует такую необходимость, стараясь сделать жизнь Бориса выгодно отличающейся от его собственной. Воспоминания Кэти о счастливом школьном времени остро ставят перед читателем вопрос о вопиющей несправедливости по отношению к донорам, которых заведомо лишили права на нормальную жизнь и создание семьи. Художник Мацуджи в романе «Художник зыбкого мира» попадает в обстоятельства, при которых его мир находится в диссонансе с миром реальным. Герои «Ноктюрнов…» по разным причинам либо не поняты, либо оказались не у руля. Кристофер оказывается в ситуации, схожей с ситуацией Стивенса — ради долга он отказывается поехать вместе с влюбленной в него Сарой, к которой, как потом выясняется, тоже испытывал теплые чувства. Но это — во многом читательская интерпретация событий. То есть — те мысли, к которым Исигуро подводит именно читателя. Таким образом, в читательских глазах герои романов — люди с щемящими воспоминаниями, «безутешные», упустившие когда-то возможность жить совсем по-другому. Но есть еще один — не менее, а, может, и более важный — пласт: отношение самих героев к своей жизни. Как они сами воспринимают свой «остаток дня»? Примечательно, что каждый из них, подводя итоги своей многособытийной жизни, на этом предфинальном рубеже все-таки находит для себя утешение. Художник — существуя в мире воспоминаний, Кэти — в том, что отправляется «туда, где ей положено быть», исполняя свое предназначение, Кристофер, по его словам, живя в Лондоне, испытывает «определенное удовлетворение» и «гордость, просматривая… статьи, посвященные его расследованиям», Райдер — заботясь о Борисе, и, наконец, Стивенс — твердо решая до конца исполнять высокий долг дворецкого: «Какой смысл слишком тревожиться о том, что можно, а чего нельзя было бы сделать, чтобы самому распорядиться собственной жизнью? Безусловно, достаточно и того, что мы с вами хотя бы стремимся внести наш маленький вклад и надеемся, что его сочтут искренним и полезным. И если некоторые из нас готовы многим пожертвовать во имя таких устремлений, это уже само по себе, независимо от конечного результата, дает основания для удовлетворения и гордости» («Остаток дня», гл. «День шестой — вечер. Уэймут»).

Не оглядываться на прошлое, смотреть в будущее и радоваться жизни — вот простая формула утешения. И Стивенс проникается ею. В своих рассуждениях он вновь приходит к понятию «долг». Однако теперь все не так драматично. Да, большая часть жизни прожита, вот он, ее закат, — на вечернем моле в ожидании иллюминации. Но у дворецкого есть шанс на самоуспокоение: он посвятил всего себя профессии, и, по крайней мере, в этом преуспел немало. В финале романа в рассуждениях Стивенса появляется последний штрих, после которого складывается цельная, законченная картина произведения: «Ведь таким, как мы с вами, не уйти от суровой правды: наш единственный выбор — полностью передоверить свою судьбу тем выдающимся джентльменам, кто, пребывая у ступицы всемирного колеса, берет нас в услуженье» («Остаток дня», гл. «День шестой — вечер. Уэймут»). Этот вывод применим и к роману «Не оставляй меня». Таким образом, дворецкий раз и навсегда приравнивает долг к единственно верному выбору.

Финал вновь закрыто-открытый. Из него ясно, что свой «остаток дня» Стивенс посвятит призванию, тому, что у него получалось лучше всего и что составляет единственный смысл его жизни. Он приободряется, будто с легкостью человека, оправившегося от удара, выдыхает и начинает строить планы на будущее. Читатель вновь волен соглашаться или же не соглашаться с такой развязкой.

Таким образом, найден компромисс между выбором в пользу долга и жизнью, прошедшей «не так». Компромисс этот — вера в свою необходимость. Стивенс, Кэти, Райдер, Кристофер, Мацуджи, — все они верят, что необходимы на своем месте, ценой всей своей жизни они принесли миру пользу. Именно поэтому — каждый из них чувствует утешение на закате своих дней. Именно поэтому — читатель, со стороны ощущая всю горечь такого компромисса, искренне сочувствует исигуровским героям. В этом заключается художественная сила Кадзуо Исигуро.

Дихотомия оценки происходящего (читательского восприятия и восприятия самих героев одних и тех же событий) — специфическая особенность, позволяющая выделять Исигуро из современного контекста талантливых англоязычных авторов, среди которых — Барнс, Макьюэн, Барт, Митчелл, Акройд и ряд других, не менее значимых, имен.

Дихотомия Исигуро — многоуровневая. Изначально — это органичное взаимопроникновение и взаимовлияние японского и британского менталитетов, затем — многочисленные переходы от событий прошлого к событиям настоящего в рамках произведения, ситуация выбора между жизнью во имя долга и жизнью, которую диктуют собственные желания, закрыто-открытые финалы и, наконец, — восприятие одних и тех же событий самими персонажами и сторонними наблюдателями — читателями. Автор при этом отчетливо слышен в текстах, но не навязчив. Очевидно, что пласты жизней, предстающих перед нашими глазами, выстроены по воле автора, но не «выдуманы», не «картинны», а воспринимаются как нечто абсолютно реальное и правдоподобное, более того — вызывающее сильный отклик и ощущение сопричастности рассказываемой истории.

Книги Исигуро переведены на множество языков. Его литературная деятельность неоднократно отмечена премиями и наградами. Его авторский почерк узнаваем с первых страниц. Но самое главное, — а этим может похвастать далеко не каждая современная книга, — романы Исигуро не только могут быть оценены по качеству стиля, актуальности тем и увлекательности сюжетов, но они еще и оставляют что-то после себя, после прочтения исигуровских произведений не возникает фразы: «Хорошо написано, но к чему? Что это дает?» Поскольку всегда ясно — что. Для каждого это «оставшееся» специфично, но оно неизменно есть. Поэтому именно его всегда с легкостью можно выделить из ряда англоязычных писателей.

Отчего так происходит? Какие тонкие авторские материи влияют на это, вплетая в его романы пронзительную и завораживающую философичность, при всем многообразии британских талантов делая Исигуро — особенным?

Очевидно, он все-таки немного более японец, чем остальные британцы.