Прошло четыре года с тех пор, как Уильям вернулся в Стрэтфорд. Что случилось за это время? Он и сам не смог бы толком сказать. Чувствовал он себя все хуже, усталость, которая не отпускала его в Лондоне, и здесь настигла и не давала возможности двигаться, писать, ездить в гости к друзьям.

Иногда Уильяму хотелось поговорить с кем-нибудь, и он звал к себе в комнату безотказную Джудит.

— Что есть возраст? Простые цифры, которые ничего не значат, когда тебе двадцать или тридцать. Когда тебе пятьдесят, ты понимаешь, что цифры пытаются навязать тебе свою философию. Они становятся властны над тобой. Каждый день ты подсчитываешь, сколько прожил и сколько осталось. А кто сказал, что мы подсчитали правильно? Вот ты, Джудит, хочешь замуж?

— Хочу, — честно призналась она.

— Почему?

— Мне тридцать один год. Это много.

— Ага! — воскликнул Уильям. — А кто сказал, что много? Кому такая мысль взбрела в голову? Ты читать не умеешь. Лучше читать бы научилась. Все ж полезнее, чем замуж.

— Чем это лучше, отец? — Джудит всегда пыталась искренне понять Уильяма, но удавалось ей это с трудом.

— Книги всегда останутся с тобой. Муж — нет. В книге ты всегда будешь открывать для себя что-то новое. В муже — нет, напротив, он со временем станет прочитанной книгой от корки до корки. Учись читать!

— Поздно уж. Не сумею.

— Все тебе поздно, — ворчал Уильям, — читать поздно и замуж выходить поздно. Возраст! Странная штука. Твоя мать оказалась заразна. Она меня заразила возрастом. Ладно. Что с женихами? Ты нашла себе кого-нибудь?

— Да, за мной ухаживает Томас Куин. Ему двадцать шесть лет, — призналась Джудит.

— Он берет тебя? Женится или просто морочит голову?

— Надеюсь, что женится. Обещает. Тебе спасибо, отец. Ты меня брал с собой, когда тебя звали в гости. Вот так однажды мы и познакомились.

Уильям устало откинулся в кресле.

— Что ж, если я выдам тебя замуж, то главное дело, по которому я вернулся в Стрэтфорд, будет завершено.

— И ты уедешь обратно в Лондон? — пораженно воскликнула Джудит.

— Нет, туда путь закрыт. Не беспокойся. Я уже и не представляю себе, что значит путешествовать так далеко. Когда-то я путешествовал с театром по всей Англии. Как мне это удавалось? Возраст, скажешь ты. Не уверен. Джеймс и сейчас ездит с гастролями. Что тогда? Откуда брались силы? Дело в желаниях, Джудит. Пропадают желания, а с ними и силы. Выходи замуж. Я хочу дождаться твоей свадьбы.

— Но если ты не уезжаешь никуда, то почему ты ее можешь не дождаться?

— Есть ведь и другие причины. Мне трудно ждать. Устал.

— Тебе меньше надо отзываться на просьбы о помощи. Ты же не можешь помочь всем, с кем поступили несправедливо. Ты постоянно ходишь на суды, разбираешься в чужих делах, выступаешь свидетелем.

— Спектакли. Очередные спектакли. Видимо, я не могу в них не участвовать. Такова моя судьба. Я не пишу свои пьесы, но принимаю участие в чужих. Театр меня не отпускает. Знаешь, что было написано перед входом в «Глобус»?

— Что? — Джудит моргала глазами, не успевая следить за мыслями отца.

— «Весь мир лицедействует». Истинная, правда. Каждый играет свою роль. Я тоже должен доиграть свою до конца. Раньше положенного срока со сцены не уйдешь, как ни старайся. Можно удрать из Лондона, но уйти со сцены — никогда. Выходи замуж. Мне будет спокойнее. Скажи ему, у тебя приданое большое.

— Томас знает, — пробормотала Джудит.

В феврале разразился скандал. Джудит, пытавшаяся выполнить волю отца, стремилась обвенчаться. В ту пору венчать было нельзя, и разрешения ей не дали. Но каким-то образом Джудит и Томас сумели договориться с местным церковнослужителем, и их обвенчали без разрешения епископа.

«Джудит отлучили от церкви, — читал Джеймс в очередном письме Уильяма, — что касается моего мнения, так это не страшно. Главное, она вышла замуж. Я уж боялся, что отойду в мир иной, не дождавшись этого события. Завещание, написанное мной в ту пору, когда ее замужество представлялось мне делом нескорым, предусматривало для нее другое наследство. Теперь я жду нотариуса, чтобы исправить написанное.

Что еще я могу тебе написать? Я рад, что вы с Ричардом хотите меня навестить. По большому счету разговаривать в Стрэтфорде как было не с кем, так и осталось. Ничего нового. По-моему, только становится хуже. Бэтти растет, но пока мала, чтобы вести с ней серьезные беседы. Я пишу письма сыну в Оксфорд. Ему десять. Он уже научился читать и писать. Поэтому я могу писать лично ему.

Что Анна? Не знаю толком. Мы с ней практически не видимся. Как и раньше. Джудит вышла замуж и теперь за матерью они ухаживают вместе со Сьюзен. А как еще? Они в одинаковом положении. Обе замужние дамы.

Ты описываешь новый театр и приглашаешь приехать посмотреть на него. Я знаю, что обещал тебе как-нибудь собраться. Но сейчас я понимаю, что это обещание, скорее всего, не выполню. Силы покидают меня. Муж Сьюзен, Джон, он врач и лечит тут всю нашу семью. Он говорит, что я здоров. Только возраст берет свое.

Что у тебя, Джеймс, с возрастом? Думаю, лучше, чем у меня…»

Джеймс всегда сначала радовался, когда получал письма от Уильяма. Потом, прочитав письмо, расстраивался. Он не узнавал в этих письмах ни легкого стиля Шекспира, ни беззаботного характера, ни чувства юмора. В первый год жизни Уильяма в Стрэтфорде в письмах еще мелькали шутки, описания событий были наполнены яркими красками. Чувствовалось, что письма написаны человеком наблюдательным и талантливым.

Но время шло, и Уильям стал писать реже, иногда забывая вообще ответить Джеймсу. Порой Бербридж забывал, что Уильяма больше нет в Лондоне. Ему не терпелось позвать друга в трактир, чтобы обсудить последние новости, пригласить на спектакль, рассказать о новых пьесах, которые так отличались от того, что писал Уильям.

Джеймсу хотелось бежать к дому, в котором когда-то жил его друг, ждать, когда откроется дверь и на пороге будет стоять высокий стройный мужчина с узкими чертами лица, аккуратной бородкой и убранными в хвост вьющимися волосами. Потом он вспоминал, что Уильям в Стрэтфорде, сидит у окна, любуется садом и пишет ему овеянные усталостью и грустью письма. Тоска разливалась по строчкам, написанным знакомым почерком. Джеймс страдал и не знал, как помочь другу.

Как-то раз в конце зимы он пошел к Филду. Они не были близко знакомы, но последние годы сблизили их. Они часто встречались, чтобы зачитать друг другу письма Уильяма, поделиться своими мыслями по этому поводу, да и просто поболтать о былом.

— Нам надо, наконец, поехать к Уильяму, — начал Джеймс, — он сам сюда уже не приедет. Это понятно. Но мы должны поддержать своего друга, не бросать его в таком состоянии.

— Стало хуже? — поинтересовался Ричард.

— Думаю, да. Ты не получал от него в этом году письма?

— Нет. Последний раз он написал мне в прошлом году коротенькую записку, в которой поздравлял меня и мою семью с Рождеством. И что же он пишет?

— Про свадьбу Джудит.

— Свадьбу Джудит! — воскликнула Марта, которая не могла долго молчать, если тема разговора начинала ее не на шутку волновать, — девочка все-таки вышла замуж! Слава богу! Я так за нее рада!

— Помолчи, Марта. И что, Джеймс? Рассказывай дальше. Свадьба — это действительно хорошая новость.

— Да, но там все было непросто. Муж Джудит младше ее на шесть лет.

— Откуда ж ей было взять другого. Какой уж взял, — Марта запнулась, посмотрела на мужа и прикрыла рот рукой.

— Еще ее отлучили от церкви, потому что она торопилась замуж, а время было такое, что венчаться нельзя. Их там как-то обвенчали, но итог печальный. Уильям в этом винит себя: мол, он настаивал, чтоб Джудит скорее выходила замуж за этого Томаса.

— И его можно понять, — Марта опять быстро замолчала.

— Главное в другом, — продолжил Джеймс, — мне не понравилось последнее письмо, потому что все так выходит, наш друг решил помирать.

— Отчего? — не понял Ричард. — Все ж хорошо.

— В этом и дело. Он выдал Джудит замуж и теперь считает, что может спокойно умереть. Уильям переделал завещание. В предыдущем, написанном три года назад, подразумевалось, что дочь одинока. Ситуация изменилась, и Уильям снова вызвал нотариуса.

— Что в этом плохого? Скажите мне? Уильям все делает правильно, — не выдержала Марта, — тебе бы, Ричард, тоже не помешало записать, чего кому положено, если ты отойдешь в мир иной.

— Тьфу ты! — Ричард хлопнул кулаком по столу, — Ничего никому! Замолчи. Я не собираюсь, в отличии от Уила, отходить в мир иной!

— Не собираешься, а завещание оставь, — спокойно ответила Марта.

— Говори, Джеймс, не обращай внимания.

— Когда он в первый раз упоминал завещание, то шутил на эту тему и не воспринимал это все всерьез, — откашлялся Джеймс, — теперь тон письма изменился. Уильям, по-моему, считает вопрос куда более важным. Но это не все.

— Что-то еще случилось? — забеспокоился Ричард.

— Почерк. У него изменился почерк. Будто пишет, действительно больной, старый, уставший человек. Мне не нравится это, Ричард. Совсем не нравится.

— И что ты предлагаешь? Я готов сделать для Уильяма что угодно. Он всегда поддерживал меня, я помогал, если надо ему. Так и должно быть, если вы друзья, не так ли, Джеймс? Только по поводу сонетов мы с ним как-то не сошлись во мнениях. Но так бывает. Мы не стали сильно ссориться по этому поводу.

— Я предлагаю ехать в Стрэтфорд. Надо повидаться с Уильямом, встряхнуть его. Сходим в таверну, поболтаем, выпьем пива, вина.

— Э, вот оно в чем дело. Выпить! — раздался голос Марты. — Так тебя и отпустила! Так ты и поехал в какой-то там Стрэтфорд.

— Если ты думаешь, что я тебя послушаю и не поеду спасать умирающего друга, то ты ошибаешься, — резко ответил Ричард, — когда выезжаем, Джеймс? Я готов ехать хоть завтра.

— Что ж, собирайся. Я думаю, что чем раньше мы выедем, тем больше шансов, что застанем Уильяма в живых. Дороги в марте ужасные. Быстро нам не доехать. Поэтому поедем завтра. А там уж как сложится. Надеюсь, доберемся как-нибудь.