Бальзак прибыл в Невшатель 25 сентября. Он остановился в гостинице «Фокон». Госпожа Ганская поселилась в доме Андрие, расположенном по улице Фобур, на Кретском холме, там, где в 1824 году останавливался Шатобриан. В крайнем возбуждении от близкой встречи Бальзак в течение нескольких дней тщетно бродил вокруг этого дома. Однажды он увидел «лицо в окне», в другой раз, как он расскажет об этом 1 декабря 1833 года, увидел Еву, выходившую из отеля «Фокон». Госпожа Ганская решила организовать встречу «на прогулке», воспользовавшись услугами гувернантки Анриетты Борель. «Боже, как ты показалась мне прекрасна в то воскресенье [29 сентября] в своем прелестном фиалковом платье!»

Когда читаешь письмо, написанное в воскресенье 6 октября 1833 года, трудно определить вызванные им чувства. Пожалуй, это было поклонение. Еще никогда, даже в мечтах, Бальзак не позволял себе забираться столь высоко. Оказалось, что Ева не просто прекрасна, она — сама красота. Предчувствие, что с ней он сможет достичь глубокой, божественной гармонии, охватило его: «Мне хотелось бы одной лишь искрой взгляда связать наши души воедино. Отныне ты одна моя супруга, мое божество […], мое сердце и моя жизнь полны тобой».

12 октября в письме к сестре Бальзак с изрядной долей юмора описывал дни, проведенные в Невшателе.

«Самое главное, это то, что нам 27 лет, что мы восхитительно прекрасны, что у нас лучшие в мире черные волосы и нежная, обольстительно тонкая кожа, какая бывает лишь у брюнеток, и прелестная маленькая ручка…»

Бальзак ощутил на себе пристальный взгляд господина Ганского: «Он переводил взор с юбки своей жены на мой жилет. Я чувствовал себя как на раскаленной сковородке. Притворство — не моя стихия».

Еве Бальзак понравился. Он показался ей «веселым и милым, этаким Наполеоном. Это истинный ребенок. Если вы ему нравитесь, он скажет вам об этом с простодушной прямотой, свойственной детям. Если не нравитесь, он уткнется в книгу».

Оба понимали, что им необходимо увидеться снова. Он «произвел на нее впечатление», и она собралась в Париж под предлогом лечения у Дюпиютрена. Для этого в Женеве ей пришлось «притвориться тяжело больной, разжалобить русского посланника и добиться вожделенной визы для поездки в Париж».

И хотя Бальзак сумел «обворожить мужа», их планы не осуществились. Дочери Евы Анне Бальзак преподнес в дар медаль, на оборотной стороне которой приказал выгравировать слова: «Adoremus in aeternam». Ева подарила Бальзаку свой портрет: «Миниатюру, вставленную в плоский медальон».