Госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак с
удовлетворением взирала, как ее сын отстранялся от Лоры де Берни. Когда
Лора пешком приходила к Оноре на улицу Кассини, она часто заставала там
лишь служанку, Флору Делевуа: «Господин ушел». Но Лора не унывала. Она
писала своему «котенку», нельзя ли «прийти на улицу Кассини к трем
часам?». Она хотела, чтобы Оноре любил ее «небесной любовью». Для
Бальзака эти «цветочные гирлянды» превращались в «кандалы каторжника».
Даже если он еще и питал привязанность к этой женщине, то тщательно это
скрывал, слишком Лора стала назойливой. Ум Лоры де Берни проявлялся в
том, что она принимала Бальзака таким, каким от был, «со вспышками
гнева, мириадами капризов, отрицанием общепринятых обычаев». Она была
права…
В июне 1830 года Бальзак охладел к Лоре. Но он чувствовал себя слишком одиноко, а потому поехал вместе с ней.
Лоре исполнилось 53. Она стала
сухопарой. Грудь потеряла упругость, но рот по-прежнему оставался
красивым, а «подобие улыбки» смягчало грусть потухших глаз. Чтобы
придать своему «овальному, удлиненному лицу» моложавый вид, она
заплетала волосы в две косы.
Любовники остановились в Сен-Сире, в
предместье Тура, там, где Оноре жил в семье кормилицы. Они сняли дом,
который вдохновил Бальзака на написание «Гренадерши». Должно быть, дом
напомнил ему о Шарметте, городе госпожи де Варане и Жан-Жака. В Турени
ставни всех домов были зелеными, стены — желтоватыми, а первый этаж
казался низким, поскольку крыши устремлялись прямо в небо.
Когда-то этот дом был обыкновенной
хибарой, но потом его перестроили. Решетчатый забор отгораживал недавние
пристройки, а гранатовые деревья скрывали их от посторонних глаз.
Низенькая дверь и крутая лестница заставляли предполагать, что помещения
здесь тесные и более чем скромные, а на самом деле это был очень
просторный дом: «Нигде больше вы не встретите жилища одновременно столь
скромного и столь большого, столь богатого растительностью, ароматами,
природными видами».
В июне Турень утопала в цветах. Вместе
с природой «расцвела» и Лора де Берни. Бальзак получил наслаждение,
которое уже и не надеялся испытать, любуясь 53-летней женщиной,
превратившейся в королеву цветов Энну. В окна низенького дома, где он
работал, не проникали лучи солнца, зато туда порывисто вбегала Лора,
высоко, словно яркий факел, держа букет.
Госпожа де Морсоф в «Лилии долины»
предоставляет Феликсу де Ванденессу возможность самому составлять
букеты. Так Бальзак воздал должное памяти Лоры де Берни. В 1843 году
исполнилось два года со дня ее смерти. Очень похожая на нее Онорина тоже
делает букеты, но из искусственных цветов.
Бальзака и Лору разделяла семья де
Берни и ее многочисленные свойственники: граф Адриен Габриель де Бомон,
граф де Лас Каз (1766–1842), описавший жизнь Наполеона на острове Святой
Елены, барон Паскье, префект полиции, а затем министр граф Ферран.
Помощи в книгоиздательском деле от них ждать не приходилось. Но главное,
что разделяло Лору и Бальзака, — Александр де Берни, шестой ребенок в
семье де Берни. Бальзак относился к нему как к брату, правда, этот
братец оттеснил его от шрифтолитейного станка собственной типографии.
Бальзак хотел, чтобы Лора де Берни занималась тем, что у нее получалось
лучше всего: корректурой, вычиткой, редактированием, ибо она умела
придавать текстам достойный вид и исправлять вкусовые ошибки… Он ругался
и отчаянно сопротивлялся, когда кто-нибудь пытался устранить подобные
ошибки в его рукописях, но потом, убежденный, уступал. Лора слишком
много говорила о своих детях. Она поверяла своему компаньону об их
маленьких горестях. Она позволила детям надеяться на красивую жизнь, в
то время как смогла завещать им совсем немного. Лора драматизировала: ее
дочери чахнут, не имея возможности выйти замуж без приданого. Сыновья
«упрекали ее за свою жизнь». Они не получили состояния,
соответствовавшего их амбициям. 8 марта 1848 года Бальзак написал Еве
Ганской: «В 1830 году я жил одиноко, измученный требованиями старой
женщины».
Вероятно,
Бальзаком овладела скука, ибо 4 июня 1830 года вместе с госпожой де
Берни он отправился к морю. Это путешествие создало у него иллюзию
авантюрного приключения, и он возомнил себя «Корсаром» Байрона,
«Керноком» Эжена Сю и пиратом Арго.
Сначала на корабле они добрались из
Анжера в Нант, потом поехали в Сен-Назер, а оттуда — в Ле Круазик. Один
километр пути стоил один су. В течение десяти дней Бальзак плавал, ходил
по горам, вдыхал полной грудью воздух и вдоволь загорал на солнце. «В
человеческой жизни есть прекрасные мгновения, — писал он в „Драме на
берегу моря". — Небо было безоблачным, море спокойным… Две лазурные
степи».
Возвратившись домой, он с радостью
рассказывал Виктору Ратье, что «вел образ жизни могиканина», обрел
свободу и познал жизнь пирата: «Океан, бриг и потерпевший крушение
английский корабль, вот-вот готовый затонуть, — гораздо более
впечатляющее зрелище, нежели письменный прибор или перо… И что это за
жизнь в маленьких коробках, называемых в Париже квартирами?»
Лечение дикой природой заставило
Бальзака забыть об унижении. Он был унижен тем, что ему пришлось
отказаться от типографии, что он поступал благородно, а над ним
насмехались, что он связал свою судьбу со старой женщиной, что он был
вынужден писать ради заработка «Гастрономическую физиологию» и хроники,
получая сто франков в месяц, и «Трактат об изящной жизни», в котором
образ Лоры де Берни занял треть оговоренного объема. |