Как известно, предметы и явления называются по какому-либо
характерному для них признаку. Поэтому в момент своего рождения
наименования не случайны, а мотивированны. Есть слова, в которых эта мотивированность жива до сих пор (ср. ухват «то, чем ухватывают»; ручонка «маленькая рука»; ёжиться, «сжиматься, как ёж»; шиповник «кустарник
с шипами» и т. д.). Но немало в языке и слов, уже не говорящих прямо,
почему данный предмет или явление названы так, а не иначе. К таким
названиям относится и слово рука. «Говорящим» это слово становится лишь тогда, когда мы сравниваем его с родственным существительным в литовском языке. Наше рука, которое
восходит к общеславянскому *ronka, точно соответствует литовскому
названию этой же части тела – ranká. Что же касается последнего, то его
происхождение совершенно ясно: оно образовано от глагола renkú «собираю,
беру, хватаю». Значит, рука – это буквально
«то, с помощью чего берут, хватают». Тот же признак был положен в основу
греч. agystos «рука, горсть» (из *agyrstos, от глагола ageirō
«собираю») и нем. Griff «ручка» (от глагола greifen «хватать»). Заметим,
что однопризнаковые слова, свойственные и одному языку, и разным, не
редкость. И их существование объясняется возможностью одинакового
языкового видения объективного мира. В глаза иногда бросаются одни и те же (очевидно, особенно яркие и устойчивые) признаки. Рожок
назван по материалу, из которого этот музыкальный инструмент делали (из
рога); тот же признак дал в немецком языке название для горна (нем.
Horn «горн» восходит к нем. Horn «рог»). Грудь названа так за возвышение
(ср. того же корня, но с перегласовкой грядка); такой же признак был взят и латышами (ср. в латышском языке kruts «грудь» и krúte «холмик»). То же явление наблюдается и среди собственных имен. Достаточно обратиться хотя бы к названиям рек (см. заметку «О Волге и влаге»).
|